Когда я пришел в себя, отец обгонял другое судно в нескольких футах от финишной линии. Дождь стих, и в последний момент он успел поймать воздушный поток раньше судна соперника, и мы вырвались вперед. Отец выиграл несколько секунд.
Мне было приказано убрать за собой и ехать на такси, а отец повел яхту в яхт-клуб, где должны были праздновать победу. Я опоздал на час. Когда я приехал, он был в прекрасном настроении и пил скотч из выигранного хрустального кубка.
– А вот и твоя команда, Кем! – крикнул кто-то из его друзей.
Мой отец приветственно поднял кубок, сделал большой глоток, а потом с такой силой опустил кубок на стойку бара, что одна из ручек откололась.
– Жаль кубок, – заметил другой моряк.
Отец не сводил с меня глаз.
– Нет, не кубок, – сказал он.
На заднем бампере каждой третьей машины в Род-Айленде наклеены красно-белые наклейки в память о жертвах преступлений: «Моя подруга Кейти Декубеллис была сбита пьяным водителем», «Мой друг Джон Сиссон был сбит пьяным водителем». Такие наклейки продаются на школьных и благотворительных ярмарках, в парикмахерских. И не важно, что ты никогда не видел этого погибшего ребенка. Ты клеишь эту наклейку в знак солидарности, испытывая тайную радость, оттого что это случилось не с тобой.
В прошлом году появились красно-белые наклейки с новым именем: Дэны Десальво. В отличие от других жертв, эта двенадцатилетняя девочка была мне в некотором смысле знакома. Она была дочерью судьи, который, как писали журналисты, расплакался во время суда вскоре после похорон и был вынужден взять трехмесячный отпуск, чтобы справиться со своим горем. Дочерью того судьи, который по прихоти судьбы будет вести дело Анны Фитцджеральд.
По дороге в Гаррай-комплекс, где располагался суд по семейным делам, я размышлял, сможет ли человек, перенесший такой удар, быть судьей в деле, где решение в пользу моей клиентки предполагает смерть ее сестры.
Возле входа стоял новый охранник: мужчина с шеей, как у быка, и, судя по всему, с такими же мозгами.
– Извините, – сказал он. – С животными нельзя.
– Это собака-поводырь.
Смутившись, охранник наклонился вперед и посмотрел мне в глаза. Я сделал точно такое же движение в его сторону.
– У меня сильная близорукость, и он помогает мне различать дорожные знаки. – Мы с Судьей обошли охранника и направились в зал заседаний.
Там мать Анны Фитцджеральд наседала на служащего. По крайней мере, мне так показалось. Во внешности этой женщины и стоящей рядом дочери не было ничего общего.
– Уверена, что судья учтет ситуацию и сделает исключение, – настаивала Сара. Ее муж стоял позади нее.
Когда Анна увидела меня, на ее лице отразилось облегчение. Я повернулся к судебному служащему.
– Меня зовут Кемпбелл Александер. Что происходит?
– Я пытаюсь объяснить миссис Фитцджеральд, что на слушания дел, не требующих созыва суда, допускаются только адвокаты.
– Я адвокат Анны, – ответил я.
Служащий повернулся к Саре Фитцджеральд.
– А кто представляет вас?
Мать Анны на какой-то миг замерла, потом повернулась к мужу и тихо проговорила:
– Это все равно что ездить на велосипеде.
Ее муж покачал головой.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Я не хочу. Должна.
И тут я понял, о чем они говорят.
– Погодите. Вы адвокат?
Она повернулась ко мне.
– В принципе, да.
Я изумленно посмотрел на Анну.
– И ты не сообщила мне об этом?
– Вы не спрашивали, – прошептала она.
Служащий дал нам для заполнения бланки уведомления о назначении адвоката и позвал шерифа.
– Верн, – заулыбалась Сара. – Рада тебя снова видеть.
Час от часу не легче.
– Привет. – Шериф поцеловал ее в щеку и пожал руку мужу.
Она не только адвокат, но и знает всех государственных служащих штата.
– Полагаю, миниатюра «Встреча старых друзей» закончена? – спросил я.
Сара Фитцджеральд закатила глаза, всем своим видом говоря шерифу: «Парень – хам, но что поделаешь?»
– Стой здесь, – велел я Анне и последовал за ее матерью в кабинет судьи.
Судья Десальво был невысокого роста, со сросшимися на переносице бровями и пристрастием к кофе с молоком.
– Доброе утро, – поздоровался он, показывая на кресла. – Почему здесь собака?
– Это собака-поводырь, Ваша честь. – И прежде чем он успел что-либо добавить, я приступил к непринужденному диалогу, с которого начинаются все слушания в кабинете судьи в штате Род-Айленд. Наш штат небольшой, и людей, вращающихся в правовой сфере, не так уж много. И то, что твоя помощница окажется племянницей или свояченицей судьи, с которым ты в данный момент встречаешься, не только возможно, но и вполне вероятно. Во время нашей беседы я поглядывал на Сару, давая ей понять, кто из нас знает правила игры, а кто нет. Может, она и была адвокатом, но между нами были десять лет, которые она пропустила.
Она нервничала и теребила край своей блузки. Судья Десальво заметил:
– Я не знал, что вы опять занимаетесь адвокатской деятельностью.
– Я не собиралась, Ваша честь. Но истец – моя дочь.
Услышав это, судья повернулся ко мне.
– Объясните мне суть дела, господин адвокат.
– Младшая дочь миссис Фитцджеральд хочет выйти из-под родительской опеки в вопросах, касающихся здоровья.
Сара покачала головой.
– Это неправда, судья.
Услышав свое имя, мой пес поднял голову.
– Я разговаривала с Анной, и она заверила, что не желает этого. У нее был неудачный день, и ей захотелось привлечь к себе внимание. – Сара пожала плечами. – Знаете, какие эти дети в тринадцать лет.
В комнате стало так тихо, что я слышал свой пульс. Судья Десальво не знал, какими бывают тринадцатилетние дети. Его дочь погибла в двенадцать.
Лицо Сары вспыхнуло. Как и все в этом штате, она знала о Дэне Десальво. Мало того, на бампере ее мини-вэна была наклейка с этим именем.
– О Боже, простите. Я не хотела…
Судья отвернулся.
– Мистер Александер, когда вы в последний раз разговаривали со своей клиенткой?
– Вчера утром, Ваша честь. Она была у меня в офисе, когда ее мать позвонила и сказала, что это недоразумение.
Как я и ожидал, у Сары отвисла челюсть.
– Этого не может быть. Она была на пробежке.
Я посмотрел на нее.
