Во второй раз мне снилось, что я рожаю в родильном отделении. Я чувствовала биение пульса внизу живота. Потом напряглась, и ребенок вышел в свете вспыхивающих молний.
– Девочка, – объявила появившаяся ниоткуда медсестра и передала мне младенца.
Я начала разворачивать розовое одеяльце и остановилась.
– Это не Кейт.
– Конечно нет, – согласилась медсестра. – Но она все равно твоя.
Вошедший в больничную палату ангел был одет в костюм от Армани и кричал в мобильный телефон.
– Продавайте, – командовала моя сестра. – Мне все равно как. Поставьте лоток с лимонадом в Фанейл Холле
[10]
и раздавай те акции. Питер, я сказала, продавайте. – Она нажала кнопку и протянула ко мне руки.
– Эй! – Занна начала успокаивать меня, когда я расплакалась. – Неужели ты действительно думала, что я послушаюсь и не приеду?
– Но…
– Факсы. Телефоны. Я могу работать у тебя дома. Кто же еще присмотрит за Джесси?
Мы с Брайаном переглянулись: об этом мы пока не думали. Брайан встал и неловко обнял Занну. Джесси на полной скорости подлетел к ней.
– Вы что, усыновили ребенка? Джесси не может быть таким большим… – Она отцепила племянника от своих колен и склонилась над больничной койкой, где спала Кейт.
– Уверена, ты меня не помнишь. – Глаза Занны блестели. – Но я помню тебя.
Это было так просто – позволить Занне решать все вопросы. Занна сразу же заняла Джесси игрой в крестики-нолики и поругалась с китайским рестораном, потому что они не доставляют обеды в больницу. Я сидела рядом с Кейт, наслаждаясь бурной деятельностью сестры. Я позволила себе притвориться, что она может сделать то, чего не могу я.
Занна забрала Джесси домой на ночь, а мы с Брайаном лежали, подпирая Кейт с двух сторон.
– Брайан, – прошептала я, – я тут подумала…
Он пошевелился.
– О чем?
Я приподнялась на локте, чтобы видеть его глаза.
– О еще одном ребенке.
Глаза Брайана сузились.
– Господи, Сара! – Он встал и повернулся ко мне спиной. – О Боже!
Когда он повернулся ко мне, его лицо было искажено болью.
– Мы не можем просто заменить Кейт, если она умрет, – сказал он.
Кейт на кровати пошевелилась.
Я попыталась представить ее себе в четыре года в новогоднем костюме, в двенадцать, когда она будет пробовать красить губы, в двадцать, танцующую на студенческой вечеринке.
– Я знаю. Поэтому нужно сделать все возможное, чтобы этого не произошло.
Среда
Хочешь, книгу огня я тебе почитаю.
Расшифрую и алое пламя, и линии сажи,
И причудливый пепла узор.
Эти чудные знаки расскажут,
Как приходит огонь и как он превращается в море.
Карл Сандбург. «Огненные страницы»
Кемпбелл
Думаю, мы все в долгу перед нашими родителями. Вопрос только в том, сколько мы им должны? Такие мысли вертелись у меня в голове, пока моя мама рассказывала о последнем романе отца. Уже не в первый раз я пожалел, что у меня не было ни брата, ни сестры. Тогда телефонные звонки будили бы меня на рассвете только раз или два в неделю, а не семь.
– Мама, – прервал я ее. – Сомневаюсь, что ей действительно шестнадцать.
– Ты недооцениваешь своего отца, Кемпбелл.
– Возможно, но я знаю, что он федеральный судья. Он может бросать плотоядные взгляды на школьниц, но никогда не сделает ничего противозаконного.
– Мама, я опаздываю в суд. Я перезвоню тебе позже, – сказал я и повесил трубку, прежде чем она успела возразить.
На самом деле я никуда не спешил. Я сделал глубокий вдох, тряхнул головой и увидел, что Судья смотрит на меня.
– Причина номер 106, почему собакой быть лучше, чем человеком. Как только ты вырастаешь, то никогда больше не общаешься со своей матерью.
Завязывая галстук, я прошел в кухню. Моя квартира – это произведение искусства, блестящая, в стиле минимализма. В ней было все, что можно купить за деньги: эксклюзивный кожаный диван, огромный телевизор с плоским экраном, стеклянный шкаф с подписанными первыми изданиями таких авторов, как Хемингуэй и Хоторн. Кофеварка из Италии, холодильник марки «ЗиЬгего». Я открыл его, нашел одну луковицу, бутылку кетчупа и три черно-белых фотопленки.
В этом не было ничего необычного – я редко ем дома. Даже Судья привык к ресторанной еде.
– Может, сходим в «Роззи»? – спросил я.
Он лаял, пока я надевал на него поводок. Мы с Судьей вместе уже семь лет. Я купил его у заводчика полицейских собак, но тренировали его специально для меня. А что касается имени, то какой адвокат не хотел бы время от времени командовать судьей?
Кафе «Роззи» было именно таким, каким должно быть кафе Старбакс:
[11]
эклектичное, броское, где полно людей, способных одновременно читать русскую литературу в оригинале, сводить баланс бюджета компании, держа лэптоп на коленях, и писать сценарий к фильму, накачиваясь кофе. Мы с Судьей обычно заходили сюда, садились за один и тот же столик в дальнем конце, заказывали двойной эспрессо и два шоколадных круассана и бессовестно заигрывали с двадцатидвухлетней официанткой Офелией. Но сегодня Офелии нигде не было видно, а за нашим столиком какая-то женщина кормила пончиками карапуза в коляске. Я настолько расстроился из-за этого, что Судье пришлось тащить меня к единственному свободному месту – высокому стулу возле стойки напротив окна.
– Половина восьмого утра, а жизнь уже кипит.
К нам подошел похожий на наркомана парень с таким количеством колец в бровях, что можно было вешать занавеску для душа. Он достал блокнот и увидел у моих ног Судью.
– Извини, друг. Но сюда с собаками нельзя.
– Это собака-поводырь, – объяснил я. – Где Офелия?
– Уехала. Сбежала с мужчиной прошлой ночью.
Сбежала? Неужели люди до сих пор это делают?
– С кем? – спросил я, хотя меня это не касалось.
– С каким-то скульптором, который лепил бюсты мировых лидеров из собачьего дерьма.
Мне на минуту стало жаль бедную Офелию. Поверьте мне, любовь – как радуга: она прекрасна, но исчезает, стоит только моргнуть.
Официант достал из заднего кармана пластиковую карточку.
– Вот меню, написанное шрифтом Брайля.
[12]
