Блу Второй, уловив перемены в моем тоне, спрятал нос в складках одеяла.
Мэгги положила мне голову на плечо и прижала ладонь к моей груди – там, где сердце. Блу перебрался через мою ногу и устроился на одеяле в уютной впадине между нашими телами.
– Я не хочу ехать к врачу, потому что это больше не нужно.
Доктор Палмер предсказывал и это. Мэгги будет утверждать, говорил он, что ей не нужна никакая гормональная терапия и что я непременно должен убедить ее в обратном, хотя это будет нелегко.
– Фрэнк говорил, что гормоны могут помочь, – сказал я.
Мэгги нетерпеливо похлопала меня по груди.
– Ты не понял!..
Возможно, я действительно чего-то не понял, зато рассердился еще больше. Сев на кровати, я повернулся к ней.
– Ты права, я действительно не понимаю. Почему бы тебе не объяснить?..
Мэгги толкнула меня обратно на подушку, закинула правую ногу поверх меня, обняла поперек груди и прижала к простыням. Голову она слегка приподняла, на лицо ей упал лунный свет, и я увидел блестящие слезы в ее глазах и улыбку.
– Мне не нужно к доктору, потому что мое тело само справилось!
Я прищурился, пытаясь понять, что́ она имеет в виду.
Мэгги подтянула одеяло повыше, закрыла глаза и, вновь зарывшись головой в подушку, проговорила:
– Не переживай. Через неделю мы снова пойдем купаться на реку.
Блу Второй перевернулся на спину, задрав вверх все четыре лапы. Судя по всему, он спал крепким и счастливым сном и видел самые прекрасные собачьи сны.
Лежа на старом комковатом матрасе в крошечной комнатке над старым амбаром, я думал о темном и прекрасном звездном небе с горящей на нем полосой Млечного Пути – о том волшебном одеяле, которым Бог укрывал нас каждую ночь. Теперь я больше не видел обтрепавшихся краев и разошедшихся швов – прорехи были аккуратно зашиты, края – подрублены. Крошечные стежки́, похожие на тонкие линии проселков на карте, еще виднелись, но скоро исчезнут и они, и останется только сверкающая звездная дорога, которая ведет в бесконечность. Что делает разбитое целым? Что изгоняет боль, которая навеки поселилась в душе?
Я смотрел на свою жену. Ее дыхание было свободным и легким, отросшие волосы разметались по подушке, ногти слегка царапали мою грудь. На мгновение мне представилась такая картина: вот мы, две надбитые, треснувшие чашки, протекающие, как решето. И все же мы еще способны удерживать в себе воду. Мы все еще способны смеяться. Способны надеяться. Способны плакать. Мечтать. Прыгать «ласточкой» с крутого речного берега прямо в лунный свет и нырять в таинственную, мягкую воду, которая встретит нас, омоет и снова сделает целыми.
Исцелит.
Я обнял Мэгги, прижал к себе и почувствовал, как мерно и сильно бьется ее сердце. Это был мой военный барабан, который раз за разом поднимал меня в атаку. Это были куранты, отбивавшие ритм моей – нет, нашей жизни. Этот стук проникал в меня, отдавался во всем теле и стихал, только добравшись до глубин моей души – до места, где я жил по-настоящему. Что это за место, я объяснить не могу. Там я – это я, а мы – мы… Именно там я чувствую наслаждение и боль, ярость и отчаяние, там я мечтаю и черпаю мужество, чтобы начать все сначала. И иначе не может быть, потому что именно там живет моя любовь.
Чувствуя, как меня переполняют облегчение и страх, волнение и радость, я закутал нас обоих одеялом и нашел руку Мэгги, а она обвила ногой мою ногу – совсем как глициния обвивает подпорку, карабкаясь к небу и солнцу. Так мы лежали, пока наконец не уснули, впервые за много, много месяцев не испытывая ни тревоги, ни беспокойства, а одну только надежду.
Благодарности
Было лето 2000 года.
Я сидел в своем рабочем кабинете, разбирал счета и только головой качал при виде проставленных в них сумм. Все было кончено. Мои мечты растаяли как дым.
Дверь в кабинет я предусмотрительно закрыл – мне не хотелось, чтобы Кристи видела, как я сижу за столом, обхватив голову руками. Что ж, быть может, мне и в самом деле не нужно было и браться за эту работу.
В картотечном шкафу рядом со мной стояла папка, где я хранил письма с отказами. К настоящему моменту их набралось уже 85 штук.
Да, на протяжении восьми месяцев разосланные мною письма возвращались с отказом. Сначала по письму в день, потом – по письму в неделю. Я давно перестал заглядывать в почтовый ящик. Я был сломлен и почти утратил надежду.
Мой взгляд невольно упал на желтый бумажный стикер, приклеенный к экрану моего компьютера. На стикере была написана цифра 126. Именно столько раз был отвергнут издателями роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «По эту сторону рая». Но почему-то меня это больше не утешало.
Все началось в 1997 году, когда мы с Кристи вернулись в Джексонвилл. Я собирался зарабатывать на жизнь преподаванием и разослал резюме во все окрестные колледжи и школы. Увы, мой телефон так ни разу и не зазвонил. В конце концов мой шурин сжалился надо мной и устроил меня в свое крохотное страховое агентство.
Два года я работал не покладая рук, и к 1999 году мы сумели превратить небольшое агентство в успешную фирму. Томми оказался настоящим гением – он успешно продавал страховки, а мне оставалось только делать так, чтобы его обещания не оказывались пустыми, что я проделывал, скажем прямо, значительно менее ловко.
В конце концов я все же привлек внимание одного из служащих крупной страховой компании, которую мы представляли. И вот как-то в пятницу, во второй половине дня, я с благословения Томми оказался в кабинете президента этой самой компании. Он собирался предложить мне работать на него: вкратце говоря, я должен был заниматься тем же, чем занимался в агентстве шурина, но только в бо́льших объемах.
Помните сцену из фильма «Фирма», когда Том Круз встречается с мемфисскими юристами-мафиози? Помните, какая атмосфера царила тогда в конференц-зале? Помните конверт, который они выложили перед ним на стол?.. Мое свидание с президентом компании очень это напоминало: красный ковер, кожаный диван, великолепный вид из окна… Конверта, правда, не было, зато было обещание зарплаты, выраженной шестизначной суммой, подъемные, ежегодные премии и прочие привилегии. Мне предлагали роскошную жизнь на серебряном блюде, и от меня требовалось только одно – согласиться.
Существовало, однако, три проблемы. Во-первых, мне предстояло много путешествовать по делам фирмы. Действительно много. Следующие несколько лет мне предстояло жить в отелях и в самолетах, что меня не совсем устраивало. Во-вторых, мне не очень нравился страховой бизнес сам по себе. Да, мне нужна была работа, но я бы предпочел, чтобы страховки продавал не я, а кто-нибудь другой. Третья причина… Третья причина заключалась в том, что вот уже некоторое время я слышал у себя в голове чей-то голос. И сейчас этот голос буквально визжал: «Не делай этого, дружище!»
Прежде чем я покинул кабинет президента компании, он некоторое время молчал, пристально вглядываясь мне в глаза. Дик Морхед сумел подняться на самый верх благодаря тому, что работал больше чем кто бы то ни было, был блестящим финансистом и умел разбираться в человеческих характерах. И пока он смотрел мне в глаза, он кое-что обо мне понял. Во всяком случае, Дик сказал:
