Мы еще долго шли куда-то через болото. В ушах у меня беспрестанно зудели москиты; они стаями атаковали мою шею и лицо, выпив за полчаса не меньше пинты моей крови. Кроме комариного зудения и громких ударов собственного сердца, я не слышал ничего, но Брайс вдруг остановился и снова прижал палец к губам, призывая к тишине. Когда я поравнялся с ним, он показал мне куда-то вперед. Там, за деревьями, ярдах примерно в двухстах, мерцал едва различимый огонек.
Я проверил предохранитель ружья, и мы залегли под раскидистым папоротником, росшим на довольно обширной кочке. Издалека снова донесся лай Бэджера. Пес был где-то в миле от нас, но в домишке, который я разглядел среди деревьев, его услышали и забеспокоились.
– Хижина браконьеров, – чуть слышно пояснил Брайс.
Я невольно напряг слух и разобрал сердитые голоса двух мужчин, один из которых кричал на другого. Хлопнула затворенная в сердцах дверь, и послышались шаги по воде. Шаги двигались в нашу сторону и быстро приближались.
Лицо Брайса, которое находилось так близко, что я уже мог что-то различить, являло собой картину сосредоточенного внимания. Еще несколько секунд, и он, с непостижимой быстротой вскочив на ноги, нанес удар прикладом прямо в лицо набегавшего на нас человека. Удар был силен – голова неизвестного качнулась назад, ноги поехали в грязи, и он упал навзничь футах в двух от того места, где я лежал. Не тратя ни секунды, Брайс схватил его за ремень и затащил под папоротник.
Тем временем второй мужчина старался сесть в качавшуюся на воде лодку – теперь я видел его довольно отчетливо, поскольку свет керосиновой лампы из окна хижины падал прямо на него. Рубашки на нем не было, к тому же он сильно хромал. Вот он поставил больную ногу на дно лодки, а здоровой попытался оттолкнуться от берега.
Брайс бросил оглушенного им мужчину, вскинул винтовку, прицелился и нажал спуск. От близкого выстрела у меня зазвенело в ушах, я невольно пригнулся, но все же успел разглядеть, как второй человек вылетел из лодки и растянулся на земле, зажимая руками простреленное колено. Теперь он лежал на берегу и орал от боли. В одной руке он держал дробовик, а другой тянулся к плававшему рядом с лодкой веслу.
Брайс снова схватил первого мужчину за воротник и поволок за собой по воде и грязи. Ярдов через шестьдесят он остановился и опустился на колени. Негромко вздохнув, он произнес непонятно:
– Мы познакомились в Сайгоне. В семидесятом.
– Что-что? – переспросил я.
Он посмотрел на человека, корчившегося от боли на острове. Нас отделяла от него небольшая протока шириной ярдов тридцать.
– Она была из местных.
Раненый мужчина дотянулся, наконец, до весла и поднялся на ноги, используя его как костыль. Брайс снова поднял свою снайперскую винтовку и прицелился. Выстрел – и дробовик в руке мужчины переломился пополам – так, во всяком случае, мне показалось. Должно быть, какие-то осколки попали ему в лицо, поскольку он снова упал, зажимая ладонью щеку и глаз.
Мужчина, валявшийся у моих ног, был без сознания, что меня вполне устраивало. Из широкой раны у него на лбу обильно текла кровь, а нос был свернут на́ сторону.
Брайс прошептал:
– В моем подразделении был капеллан. До армии он был священником епископальной церкви. Я попросил его нас обвенчать.
Лай Бэджера стал громче, но, кажется, почти не приблизился.
– Мы поженились в какой-то хижине, и все было шито-крыто. Я никому ничего не говорил, пока однажды меня не заметили на пути из вьетконговской деревни.
Брайс кивнул, и мы двинулись к протоке, на противоположном берегу которой лежал раненый. Он по-прежнему орал во все горло, зажимая лицо ладонью. Его простреленная нога выгнулась под странным углом.
Брайс вошел в воду и поплыл, по-прежнему таща за собой оглушенного им человека. Я последовал за ним и сразу почувствовал, как меня потащило течением, к счастью – в нужном направлении. Брайсу без особого усилия удавалось поддерживать голову пленника над водой, тогда как мне приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы удержаться на плаву.
Когда мы выбрались на противоположный берег, лежавший на земле раненый заметил нас и начал громко браниться. Рассеченное лицо он по-прежнему зажимал ладонью. Первый мужчина тоже начал приходить в себя, но Брайс швырнул его на тело товарища. Так они и лежали – громко ругая нас и друг друга, но не имея сил подняться.
Брайс загнал в ствол новый патрон, закинул винтовку за плечо и опустился на корточки. Взгляд его был устремлен в темноту над болотом. Лай Бэджера и Гаса звучал теперь громче, вместе с ним до меня доносилось шлепанье множества ног по воде. Вскоре в темноте замелькали огни фонарей.
Брайс сплюнул в воду.
– Деревню сожгли, а жителей выстроили в ряд и перестреляли. Это произошло у меня на глазах. Я прятался за деревьями и все видел. Когда они убили моего сына… – Он ненадолго замолчал. – Моя группа… они решили, что меня обнаружили и захватили. Они шли мне на выручку, но противник оказался слишком сильным, слишком многочисленным. Последним погиб наш сигнальщик.
Брайс покачал головой, и его губы чуть приоткрылись в улыбке.
– Мы с ним часто говорили о доме, о Шотландии. По вечерам он учил меня играть на волынке.
Из-за деревьев выскочил Бэджер. В три прыжка он достиг нас и бросился на первого мужчину. Открыв пасть, он схватил его за горло – и, так и не сомкнув клыков, замер в ожидании. Почти в то же мгновение из тьмы, беззвучный, словно призрак, появился Гас. Он схватил за горло второго пленника и тоже замер.
Брайс принюхался и посмотрел куда-то на юг.
– Мне понадобился почти месяц, чтобы отыскать всех. До последнего человека.
И вдруг я вспомнил представление, которое Брайс устроил в моей кукурузе. Показав рукой в ту сторону, где, по моим понятиям, находился мой дом, я сказал:
– В кукурузном поле?..
Он молча кивнул.
Из-за деревьев показался Эймос. В одной руке он держал свой служебный «ЗИГ», в другой – мощный фонарь. Увидев нас с Брайсом, собак и двух пленников, Эймос бросился к хижине и ударом ноги вышиб дверь. Посветив фонарем внутрь, он, однако, не увидел ничего заслуживающего внимания и подошел к нам. Дышал он часто, но не тяжело. Опустившись на колени рядом с первым мужчиной, Эймос проговорил:
– Где она, Антонио?
В свете его фонаря я видел, что у Антонио не хватает нескольких зубов, а нос сломан, так что дышать он мог только через рот. Тем не менее он успел несколько раз обругать Эймоса, прежде чем из темноты показались остальные члены поисковой партии. У каждого из них был фонарь, так что вокруг сразу стало светло как днем.
Эймос убрал пистолет в кобуру и повернулся ко второму бандиту.
– Феликс, где моя жена?
Феликс, зажимая простреленное колено, гнусно рассмеялся.
