— Пойми, это были обстоятельства из ряда вон! Мой сын употребляет наркотики, сейчас он под надзором полиции, его обвинили в убийстве наркоторговца...
— Не кричи, — оборвала она его устало, — зачем всем вокруг знать, какие у тебя проблемы?
Сезар послушно понизил голос.
— Но ты поняла, что ты ко мне несправедлива? — спросил он почти что шепотом.
— Я хочу быть справедливой только к самой себе, — твердо заявила Лусия.
— Неужели это та самая женщина, с которой мы бродили по замку в Зальцбурге? – недоуменно и страстно спросил Сезар.
— Да. Но там я видела сон, а теперь проснулась. Ты меня разбудил, и теперь послушай, что скажу тебе я. Я не буду тебе лгать. Я люблю тебя. Ты был первым мужчиной в моей жизни, с тобой я узнала страсть, какой больше не знала ни с кем и никогда. Я пыталась забыть тебя, и в каждом, с кем встречалась, за кого выходила замуж, искала тебя, я всегда надеялась, что мы встретимся, и эта встреча все изменит, все будет как в сказке: встретились и прожили вместе долго и счастливо. Зальцбург — вот наша сказка. Она очень короткая, а потом наступает твоя очень реальная, очень конкретная и очень важная для тебя жизнь. Мне очень жаль, что у тебя сын наркоман, но я вовсе не хочу с этим соприкасаться. Мне не интересны проблемы Марты, ссоры твоего старшего сына с женой, переживания твоих внуков. В моей жизни нет этому места, и не будет. Так я решила.
Когда Лусия говорила это, голова ее была гордо закинута назад, и было видно, что решение далось ей нелегко, но она выстрадала его, и оно обладает для нее не меньшей ценностью, чем любовь Сезара.
— Это что, отказ? — спросил он.
— Да, Сезар. В моей жизни нет места твоим проблемам, какими бы важными, трагическими они ни были. Поэтому мы больше не увидимся.
— Но я состою не из одних проблем, — бурно запротестовал Сезар, — и мы увидимся сегодня вечером. Нам есть о чем поговорить. Мы поговорим о нашей будущей жизни, потому что теперь я намерен решить все иначе, чем когда-то. Мои дети выросли, и я имею право на собственную жизнь. Послушай меня, Лусия! Дай мне еще один шанс!
Перед глазами Лусии возникло доброе лицо ее крестного Клаудиу, он вырастил ее, он заботился о ней, он ее любил. И, увидев, какой она приехала из Австрии, узнав, что она вновь встретила своего рокового мужчину, пришел в ярость.
— И ты снова будешь так мучиться? — закричал он. — И я снова буду отпаивать тебя чаями, искать тебе успокоительное, а ты будешь страдать? Да ни за что на свете! Один раз он уже оставил тебя на вокзале, и с тех пор ты все на этом вокзале живешь. Ты никак не сядешь в поезд и не уедешь. Ты меняешь мужей, меняешь партнеров, но у тебя должна быть, наконец, твоя собственная жизнь, дом, дети. Скажи себе, наконец: «Сезар Толедо умер!» Возьми лопату и засыпь его известью. Мокрой. Чтобы поскорее засохло».
Вот что сказал ей крестный Клаудиу. И он был прав, потому что по-настоящему ее любил. И ей, в самом деле, нужен был уже свой дом и своя жизнь. И она сказала про себя: «Сезар Толедо умер», а потом вслух:
— Нет, Сезар, я не дам тебе такого шанса.
Сезар упрямо мотнул головой и сказал:
— До вечера!
Сразу после кафе он отправился в ювелирный магазин и выбрал там изысканное кольцо, ведь у Лусии такие изящные руки. Она убедится, что у него самые серьезные намерения. Это кольцо будет знаком их помолвки. Она все поймет, она убедится...
Возвращаясь домой, Лусия почему-то купила черной икры, которую так любил Сезар. А когда пришла, то по-новому расставила вазы с цветами, и они так украсили комнату. А потом стала накрывать на стол. Она накрыла его на двоих и зажгла свечи, которые преображают своим живым пламенем все вокруг: меняют выражения лиц, заставляют по-иному звучать голоса, превращаются прозу в поэзию, а жизнь в сказку. И, глядя на трепещущее пламя, Лусия сидела и ждала.
Вдруг раздался звонок. Но не в дверь – зазвонил телефон.
— Лусия! – произнес мужской голос. – Это я, Эдмунду Фалкао…
Глава 12
Сеньора Диолинда Фалкао хотела многого, но больше всего она хотела женить своего сына. И не просто женить этого закоренелого холостяка, а хорошо женить — на очаровательной Лусии Праду, крестнице своего мажордома и управляющего. Сеньора Фалкао хоть и была богата, но не имела сословных предрассудков. Ей нравилась красивая самостоятельная женщина, которая прекрасно вела дела их фирмы, и лучшей жены для своего сына она не желала. А ее Эдмунду, разумеется, заслуживал самого лучшего. Она до сих пор считала своего сына молодым человеком с буйным темпераментом, хотя он был давно уже не молод, и страдал скорее нервностью и неуравновешенностью, чем буйством. Он был давно влюблен в Лусию, и не тайно, а явно.
Был прекрасно осведомлен и о ее несчастной страсти к Сезару. Даже было мгновение, когда она пошла ему навстречу, когда совсем уже была готова связать свою судьбу с его, но в последнюю минуту все-таки отказалась.
— Я не хочу потерять верного друга, заменив его разочарованным, обиженным, оставленным мужем, — мудро сказала она. – Пока я еще не люблю тебя так, как ты того заслуживаешь.
Горькая пилюля была завернута в позолоченную бумажку, и Эдмунду пришлось смириться. Он и смирился. Лусия была единственным человеком, рядом с которым он тоже мудрел и успокаивался.
С тех пор он еще несколько раз напоминал Лусии об их возможном совместном счастье, но всякий раз она отвечала, что боится его разочаровать, как разочаровала однажды. Со временем он смирился и с этим и уже больше ни о чем не напоминал, и даже постарался забыть о такой возможности. Возможности не было. Была невозможность. Но его матушка отличалась куда большим упорством. В ее... Впрочем, женщине всегда столько лет, на сколько она выглядит, а эта старушка продолжала выглядеть женщиной, и, значит, о ее возрасте говорить не следовало. Так вот, скажем, что в своем более чем почтенном возрасте она сохраняла трезвый ум и ту волю, которая, безусловно, могла пробить и каменную стену.
Клаудиу благоговел перед своей хозяйкой. Всегда подтянутая, подкрашенная и причесанная, в экстравагантном платье пастельных тонов, она твердо и уверенно руководила своей маленькой вселенной и не сомневалась, что рано или поздно наведет в ней желанный порядок, как навела его в лекарствах. А их у нее был миллион — всех цветов и размеров облатки, пастилки на все случаи жизни, для каждого пальчика и каждого настроения.
— Дай-ка мне, — распоряжалась она, — вон те две розовых подушечки и одну зелененькую пуговку, я снижу давление и подниму настроение.
Клаудиу благоговейно подавал просимое. Потом сообщал о настроении своей крестницы. И старички погружались в мечты о тех временах, когда дети заживут своим домом и народят внуков, и наступят для всех золотые времена, реки станут молочными, а берега сахарными.
На этот раз Клаудиу принес весть, что Лусия пригласила Эдмунду на обед. И не куда-нибудь, а к себе домой.
