– Ну а если серьезно? Я знаю, что ты всегда мечтала жить в Сохо, что для тебя этот район – лучшее место на свете и все такое, но чем ты хотела бы заниматься?
Бетти заглянула в свой бокал с сиропом и пожала плечами.
– Понятия не имею. Вообще-то, я приехала в Лондон, чтобы найти одного человека…
– Вот как? – Дом поглядел на нее с новым интересом в глазах. – И кого же?..
– Это долгая история, – ответила она. – Да и дело, в общем-то, не в этом. Понимаешь, как я думала?.. Я думала – вот я, такая замечательная, приеду в Лондон, и все, кто здесь живет, сразу захотят со мной подружиться, сделать меня частью своих жизней… Взять на работу, на худой конец… Я думала, что я все смогу, все сумею, что я гожусь для любого дела, и все это сразу же увидят, поймут и оценят. Знаешь, когда я только приехала, я даже ходила в «Ворчун» – хотела поступить туда на работу…
– Да? – Дом улыбнулся. – И что тебе там сказали?
– Меня очень далеко послали… Правда, проделано это было очень вежливо, но и тем не менее…
Он рассмеялся.
– Я могу тебя туда устроить. Хоть завтра, если захочешь.
– Не хочу. Уже не хочу. Когда я искала работу, я заходила во многие места, и каждый раз мне казалось – вот оно! Это моя судьба. Это место создано для меня, и лучшего мне не найти. Но теперь я, кажется, поняла, что моя судьба – по-прежнему просто точка на далеком горизонте, и за все это время я не приблизилась к ней ни на шаг. – Бетти пожала плечами. – В колледже я изучала искусство и дизайн. Быть может, это мне еще понадобится, а может быть, и нет. Моя работа няней тоже может оказаться призванием, а может не оказаться… Случиться может все, что угодно, к тому же я еще молода.
– Так и есть, Бетти. Так и есть.
– Моя бабушка… – Она ненадолго замолчала, пытаясь ухватить промелькнувшую в голове новую мысль. – Я всегда думала, что она прожила на Гернси всю свою жизнь. Я была уверена, что все ее интересы ограничивались нашим крошечным островком. Ее дом, ее муж, ее сын, ее любимый яхт-клуб – все, что она знала и любила, – все это находилось на Гернси. Но когда моя бабушка умерла, выяснилось, что в молодости она бывала в Лондоне. Она приехала сюда, когда была примерно в моем возрасте, и встречалась с известными джазовыми музыкантами, художниками и прочими знаменитостями. Один из художников даже написал ее портрет, который выставлен в Национальной портретной галерее.
– Портрет твоей бабушки? Ты серьезно?..
– Честное слово. – Бетти кивнула. – Но дело не в этом. Я вот о чем подумала: ведь бабушка когда-то начинала свою взрослую жизнь почти так же, как я: у нее были и планы, и надежды, и представления о том, как должна сложиться ее судьба, но в итоге она снова оказалась на острове, где прошло ее детство, и даже родила сына, которого до конца жизни терпеть не могла. А раз так… Выходит, на самом деле нужно просто плыть по течению, потому что жизнь всегда может повернуться не так, как рассчитываешь… – Она снова пожала плечами. – А ты как думаешь?
Дом кивнул.
– Возможно, ты и права, – сказал он задумчиво. – Наверное – права. Я как-то об этом не задумывался. В моем случае все достаточно просто. Чуть не с самого детства я двигался к своей цели практически по прямой, никуда не сворачивая и не отклоняясь, и достиг почти всего, о чем мечтал.
– Да, конечно, – согласилась Бетти. – Но ведь ты еще достаточно молод.
– Говорят, это проходит.
– Пусть так. И все равно это не значит, что стать известным музыкантом с самого начала было твоим… твоим предназначением. Быть может, пройдет еще несколько лет, ты бросишь музыку и станешь… Ну, не знаю, может быть, даже фермером. Ты будешь разводить овец и свиней, а если кто-то спросит тебя о прошлом, ты только разведешь руками и скажешь: «Я нашел свое настоящее место в жизни. Для этого я появился на свет, и ничего другого мне не надо. Даже не знаю, какого черта я потратил столько времени на эту дурацкую поп-музыку!»
Дом задумчиво почесал подбородок.
– Гм-м… – проговорил он. – Фермер-свиновод?.. В этом что-то есть. А знаешь, я действительно мог бы им стать. Честное слово – мог бы! А ты была бы женой фермера-свиновода… – Дом рассмеялся, словно стараясь загладить неловкость своего последнего замечания, но Бетти никакой неловкости не заметила. Напротив, его слова показались ей почти пророческими, и сердце Бетти болезненно сжалось в груди. Будто наяву она увидела, как сидит вместе с Домом и его детьми за длинным деревянным столом и разливает из кувшина молоко в грубые глиняные кружки, а за окном виднеются акры зеленеющих полей и стада гладких, розовых свиней. Она даже ощутила запах простой и здоровой пищи из очага, в котором что-то поджаривалось на большой закопченной сковородке. Она, Бетти Дин, – жена фермера! Жена бывшей поп-звезды. Жена бывшего выпивохи, неудержимого бабника и любителя плотских удовольствий, который перевоспитался и вернулся к корням… Все это Бетти видела, чувствовала, обоняла несколько невероятно долгих мгновений, и лишь усилием воли ей удалось выкинуть эти соблазнительные картины из головы…
Ну вот, опять ты за свое, упрекнула себя Бетти. Интересно, до каких пор она будет провидеть свою судьбу в каждом вскользь оброненном замечании, в каждом туманном намеке? Уж конечно, ее будущее никоим образом не может быть связано с фантастическими планами Дома забросить музыку и, сделавшись фермером, разводить свиней. Ее будущее и ее судьба связаны только с настоящим: с остатками бузинного сиропа в бокале, с жарящимся в духовке цыпленком и со сладким картофелем, потому что каждый, кто строит великие планы, может очень легко снова оказаться на Гернси, чтобы год за годом изнывать от одиночества в старом, холодном доме на краю утеса.
– Тебе грудку или ножку? – спросил Дом, занося разделочный нож над золотистой, истекающей жиром тушкой цыпленка.
– И того, и другого, – ответила Бетти, возвращаясь от своих возвышенных мыслей к цыпленку насущному. – Спасибо.
Еда была по-настоящему вкусной – она даже удивилась, что Дом умеет так хорошо готовить. Цыпленка Бетти уписывала за обе щеки, не забывая, впрочем, делать перерывы, чтобы рассказать Дому об Арлетте, о ее таинственной наследнице, о Гидеоне Уорсли и Южном синкопированном оркестре, об Александре и ее полном замечательной винтажной одежды агентстве, а также о женщине по имени Клара Каперс.
Ее рассказ потряс Дома до глубины души.
– Поразительно! – воскликнул он, глодая цыплячье крылышко. – Ты могла бы написать об этом книгу.
– Наверное, могла бы, – согласилась Бетти. – К сожалению, пока мне не хватает самого главного – конца. Когда я буду хотя бы приблизительно знать, чем все закончилось, тогда, быть может, я и попробовала бы записать бабушкину историю.
– А как, собственно, ты собираешься это узнать? – поинтересовался Дом.
– Пока не знаю. Один приятель Александры, – он специалист по истории британского джаза, – обещал выяснить все, что можно, о гастролях Южного синкопированного оркестра в Лондоне. А Джон – ты его видел, он торгует на рынке старыми пластинками – обещал, что поищет информацию в старых газетах.
