Арлетта подняла голову от принадлежащей Летиции швейной машинки, на которой она сосредоточенно строчила, и нахмурилась.
– Это предложение должно заставить меня передумать? – сухо спросила она.
– Хорошо, тогда я тебе что-нибудь подарю, хочешь? Какие-нибудь дорогие украшения или платье. Все, что захочешь! Я уверена, среди моих вещей наверняка найдется что-то особенное, о чем ты всегда мечтала.
Арлетта рассмеялась.
– Вовсе нет! – сказала она. – Я же знаю: все, что мне нравится, я могу у тебя попросить.
– Тогда… – Лилиан поджала свои прелестные губки и нахмурилась. – В общем, если ты не позволишь мне пойти с тобой, я больше НИКОГДА не разрешу тебе брать мои вещи! – Ее темные глаза гневно блеснули, но Арлетта снова засмеялась и, послюнив кончик голубой шелковой нити, заправила ее в иголку «Зингера».
– Пойми, Лилиан, не я решаю, можно ли тебе пойти со мной. Все зависит от того, что скажет твоя мама.
Лилиан закатила глаза.
– Можно подумать, мама может меня остановить! – сказала она.
– Кроме того, – осторожно добавила Арлетта, – одно дело, если ты, вопреки желанию своей матери, будешь общаться с людьми, которых я не знаю, и совсем другое, если ты без ее позволения встретишься с моими друзьями. В этом случае отвечать придется мне. Что, если с тобой что-нибудь случится? Как я объясню это миссис Миллер?
– Ничего не случится! – с вызовом сказала Лилиан.
– Но что-то может случиться, – возразила Арлетта и взялась за ручку машинки, собираясь подрубить подол своего нового платья. – Вот если бы ты уговорила маму отпустить тебя со мной – тогда другое дело… Я буду даже рада пойти в клуб с тобой.
– Ах так?! – Лилиан сердито сверкнула глазами и, порывисто вскочив, бросилась к выходу из комнаты. – Что ж, превосходно! – крикнула она на ходу.
Арлетта с кривоватой улыбкой смотрела ей вслед. Через несколько секунд Лилиан вернулась.
– Мама разрешила! – сообщила она с торжеством.
– Точно?
– Абсолютно! – высокомерно заявила Лилиан. – Можешь не сомневаться.
Почти в то же самое мгновение в дверном проеме появилась Летиция. Она была в домашнем халате и держала в руке изящную чайную чашку, но Арлетта знала, что в чашке был вовсе не чай. Скорее всего – джин с ломтиком лимона, а может быть, и чистое бренди.
– Я сказала Лилиан, – растягивая слова, проговорила Летиция, – что полностью тебе доверяю и что сегодня вечером она может поехать с тобой в клуб при условии, что будет слушаться тебя беспрекословно и не отойдет от тебя ни на шаг. Но домой она должна вернуться не позже полуночи! И… и я разрешаю ей выпить один-два ма-аленьких коктейля. Не больше. – Она протянула дочери несколько монет. Лилиан с презрением взглянула на деньги, но взяла их и зажала в кулаке.
– В полночь ты должна быть дома, – напомнила Летиция. – Ясно?
– Да, мамочка, – отозвалась Лилиан, падая в кресло. – Как скажешь, мамочка.
Летиция улыбнулась с довольным видом. Похоже, она решила, что исполнила свой долг и может беспрепятственно вернуться в уютный и бестревожный мир дамских романов, джина и чаепитий с подругами. Провожая ее взглядом, Арлетта невольно вздохнула. Ей был всего двадцать один год, но даже она понимала, что Летиция не особенно утруждает себя воспитанием детей.
В коттедж Гидеона Арлетта и Лилиан приехали в два часа пополудни. Несмотря на то, что это был уже четвертый сеанс и Арлетта точно знала, чего ожидать, после неожиданного визита Годфри Каперса в универмаг она чувствовала, что ее переполняет какая-то нервная энергия. Она хорошо помнила, как он говорил о чрезвычайно сильном желании увидеть ее, которое ему так и не удалось удовлетворить, помнила об огромных, почти фаллических гладиолусах и о спрятанном в рукаве квадратике муслина, который она подносила к носу каждый раз, когда ей хотелось вспомнить его запах. Она помнила его изящные, но сильные запястья, его шелковые носки, его абсолютную и полную уверенность в своем праве на все, что способен предложить Лондон. Все это она помнила – помнила и разрывалась между желанием и самым настоящим ужасом. Арлетта все еще была невинна – во всех смыслах этого слова. Она ничего не знала о «свете», в котором ей предстояло «вращаться», она ничего не знала о мужчинах, и порой ей казалось, будто сеансы у Гидеона, вечеринки в джаз-клубах, эмансипированные натурщицы, эксцентричные художники и заигрывающие с ней красивые чернокожие музыканты – все это происходит не с ней. Должно быть, думала она, в Лондоне в данный момент существует какая-то другая Арлетта, для которой все эти развлечения, все направленное на нее внимание и почти неприкрытые ухаживания гораздо привычнее, чем для нее.
– Добрый день, Арлетта, – поздоровался Гидеон, целуя ей руку, как было заведено между ними. – Добрый день, мисс Миллер… – Он ослепительно улыбнулся. – Как приятно снова вас видеть. Надеюсь, после сеанса вы присоединитесь к нам в клубе?
– Несомненно, мистер Уорсли. – Лилиан кокетливо улыбнулась.
– Прошу вас, называйте меня просто Гидеон, – попросил он.
Она любезно улыбнулась в ответ, и они сели пить чай. Гидеон и Лилиан о чем-то оживленно болтали, но Арлетта не слышала ни слова и только нервно сплетала и расплетала под столом пальцы, пытаясь представить, что́ она будет чувствовать, когда раздастся стук в дверь и войдет Годфри. Что она будет чувствовать, когда наверху, в студии, им придется разыгрывать роли любовников, которым не дают соединиться обстоятельства? Должно быть, это будет нелегко – особенно после того, как Годфри дал ей понять, что питает к ней некие чувства и некие «чрезвычайно сильные желания». Сглотнув, чтобы избавиться от подкатившей к горлу тошноты, Арлетта уставилась на стрелки настенных часов, которые не ползли, а стремительно летели к пятнадцати минутам третьего.
Наконец раздался звук, которого она так ждала и боялась.
Тук-тук-тук. Туки-туки-тук.
Его «фирменный» стук в дверь.
Вскоре Годфри вошел в комнату, и Арлетта испытала одновременно облегчение и разочарование, когда он не выказал никакой особенной радости, увидев ее сидящей на краешке дивана. Да и взгляд музыканта остановился на ней лишь на несколько мгновений, едва достаточных для того, чтобы произнести ставшее уже привычным «Мисс де ла Мер. Enchanté». Она, однако, не могла не заметить, как он суетился и сыпал любезностями, когда его представили Лилиан – как он улыбался, как проникновенно смотрел ей в глаза и как покраснела и очаровательно засмущалась девушка, когда Годфри проговорил своим бархатным баритоном: «Нет, мисс Миллер, боюсь, что мы с вами никогда не встречались. Такое лицо, как ваше, я бы никогда не забыл». Да и в студии, когда они уселись на кушетку, изображая незаконную страсть, Арлетта вдруг поняла, что не улавливает того исходящего от него обжигающего жара, который она отчетливо ощущала в прошлые разы. Его тело под рубашкой было просто теплым, словно никакого волнения их физический контакт в нем больше не вызывал.
