– Ну вы и говнюки! – заявил Дом Джонс с кривой ухмылкой и, откинувшись на спинку пластмассового стула, окинул ее еще одним взглядом, по которому было совершенно невозможно что-либо понять. – Настоящие говнюки. Вчера я специально лег пораньше – хотел выспаться впервые за полгода, и тут – на тебе! Музыка, крики и бог знает что еще. У меня просто руки чесались выйти и надрать вам задницы.
Бетти ахнула и вскинула руку к губам.
– О господи! – воскликнула она. – Извините, пожалуйста!
Но по тому, как изогнулись его губы, она видела, что на самом деле Дом вовсе не сердится.
– Да в общем-то, ничего страшного не произошло, – проговорил он спокойно. – Я просто перешел в спальню, которая выходит на улицу, и принял темазепам. Эта штука вырубает тебя начисто. Правда, потом встаешь совершенно разбитым. Хуже, чем с перепоя.
Бетти улыбнулась. Это было просто удивительно – сидеть в кафе и вот так запросто болтать с самим Домом Джонсом.
Тем временем Дом взял со стола пачку сигарет и протянул Бетти. Первым ее побуждением было отказаться – фабричные сигареты она терпеть не могла. Все эти смолы, канцерогены и прочая дрянь… С другой стороны, ей было просто необходимо выкурить одну из его сигарет. Лет через пятьдесят она будет очень жалеть, что не сделала этого, когда у нее была такая возможность. И, пересев за его стол, она вытянула из пачки сигарету и наклонилась к протянутой Домом зажигалке.
– Ну и как, хорошо вчера повеселились? – осведомился он, в свою очередь закуривая и выпуская дым уголком рта.
Бетти кивнула.
– Собственно говоря, это была не моя вечеринка. Планировалось, что это будет что-то вроде новоселья, но мой приятель воспользовался им как предлогом, чтобы пригласить на праздник всех живущих в Лондоне иностранцев. Ну, не всех, но по крайней мере половину.
– …И в результате ты оказалась среди совершенно незнакомых людей, от которых не знала, куда деваться. – Он с пониманием кивнул.
– Да. Что-то вроде того.
– Я знаю такого рода вечеринки, – сказал Дом Джонс. – Сам несколько раз попадал в такое положение, причем в собственном доме. Тогда я просто запирался в своей комнате и мочился в бутылку из-под молока, пока гости не расходились.
Последовала непродолжительная пауза, во время которой официант принес Дому заказанный завтрак. Выглядел он очень аппетитно, в особенности румяные тосты – каждый с распластанным на нем яичным белком и сверкавшим, точно стекло, куполообразным желтком. Бетти тоже была не прочь съесть яйцо или два, но она не могла себе этого позволить. Судя по светящемуся табло над стойкой, порция тостов с яйцом стоила два с половиной фунта, а у нее в кошельке осталось только три с половиной, на которые ей предстояло как-то жить до следующей зарплаты. И все же она была не в силах отвести взгляда от тарелки Дома – Бетти буквально пожирала яичницу глазами, пока он, сложив и убрав газету, накладывал в чай сахар из стеклянной сахарницы.
Она уже собиралась вернуться за свой столик, поскольку ей казалось, что теперь-то их разговор закончен и больше не возобновится, когда Дом, взяв в руки вилку и нож, неожиданно спросил:
– Ну и давно ты здесь живешь?
Бетти сделала глоток капучино из своей чашки.
– Три недели и пять дней, – ответила она с гордостью.
– Немногим дольше, чем я, – покачал головой Дом, и Бетти, притворившись, будто ей ничего не известно о его семейной ситуации, бросила на него вопросительный взгляд.
– Да, я купил этот дом три года назад, но прожил в нем всего месяц или два, прежде чем переехал к… в другое место. Теперь я вернулся.
– Гм-м… понятно, – осторожно заметила Бетти.
– А где ты жила до того, как перебралась в Сохо?
– На Гернси.
– Это, кажется, остров?
– Остров, – подтвердила она. – Только очень маленький.
– Да-да, теперь я вспомнил. Это ведь офшорная зона, верно? Кажется, там у меня открыто несколько счетов… – Дом отрезал кусок тоста и задумался. – А может, не на Гернси, а на Джерси, не помню точно. Либо там, либо там… впрочем, неважно. – Слегка пожав плечами, он отправил тост в рот, и Бетти посетила совершенно сюрреалистическая по содержанию мысль: «Вот я сижу и смотрю, как знаменитый Дом Джонс ест тост с яйцом». Она, однако, поспешила задвинуть эту картину в самый дальний уголок памяти и попыталась сделать вид, будто не находит ничего удивительного в том, что рок-звезды завтракают простецкими тостами.
– Ты ведь работаешь в «Вендиз», да?
Она удивленно посмотрела на него.
– Откуда ты знаешь?
– Я же видел тебя в форменной одежде, помнишь?.. Только тогда ты была блондинкой. – И Дом взглянул на Бетти с такой грустью, словно цвет ее волос был для него источником глубочайшего огорчения.
– Ну, с волосами я сама виновата, – заявила Бетти с откровенностью, поразившей ее самое. – Напортачила с красителем. Теперь придется идти в салон, чтобы там меня покрасили как следует, но я пока не могу себе это позволить. В общем, пока не накоплю денег, придется ходить в берете…
Дом Джонс с аппетитом резал толстую сосиску. Ножом и вилкой он орудовал как дровосек.
– А как тебе работа в «Вендиз»? – спросил он с набитым ртом. – Нормально?..
Она пожала плечами.
– Не так плохо, как может показаться на первый взгляд. Там работают хорошие ребята, и начальник тоже ничего. Кроме того, работники бесплатно обедают и ужинают.
– Мне «Вендиз» нравится, – заявил Дом. – Я всегда ходил туда после концертов, до того как… в общем, пока мог.
Бетти скорее почувствовала, чем поняла, что он намекает на свою славу суперзвезды, о которой ему неловко говорить прямо.
– А вы все еще подаете сэндвичи с цыпленком? – спросил Дом с какой-то детской надеждой. – Те, которые с острым соусом?
– Да. Они у нас вроде как бестселлер.
– Это отличная новость. Когда-то я их очень любил и, наверное, до сих пор люблю. – Он неожиданно вздохнул. – «Вендиз», Шафтсбери-авеню, молодость… эх!..
– Но вы… ты еще совсем не старый, – сказала Бетти и покраснела от собственной дерзости. Говорить «ты» малознакомому человеку, да еще знаменитости, это было совсем на нее не похоже, хотя она уже заметила, что в Лондоне правила формальной вежливости существуют чисто номинально. Кроме того, Дом Джонс был рокером, а эта публика всегда пренебрегала этикетом, причем делала это сознательно. А чем она хуже? В конце концов, Дом первым начал называть ее на «ты».
– Да, я не стар, но я уже не юноша. Как только тебе стукнет двадцать пять, юность делает тебе ручкой… – Он прищелкнул пальцами. – После этого ты можешь оставаться молодым столько, сколько захочется, но… Лично я планирую оставаться молодым лет до сорока, может, даже до сорока пяти. – Он подмигнул и усмехнулся себе под нос. – А тебе сколько?