Бетти через силу улыбнулась. Она знала только одно: еще немного, и ее стошнит. Рвотные позывы уже несколько раз подкатывали к горлу, но она сдерживала их поистине героическим усилием. Последний приступ оказался особенно сильным, во рту сделалось кисло, по коже побежали мурашки, а на верхней губе выступили бисеринки пота.
– Прошу прощения, – перебила она Акико, – мне нужно в туалет.
Японка удивленно посмотрела на нее.
– Как-как ты сказала? – спросила она, и Бетти сообразила, что на самом деле ее слова прозвучали так, словно она говорила с набитым ртом. «Пршу пщеня, мне нжно в т’лет» или что-то в этом роде, но повторять она не стала. Зажимая рот ладонью, она бросилась в уборную, то протискиваясь между тесно сомкнутыми телами, то бесцеремонно расталкивая гостей, которые смотрели ей вслед кто с любопытством, кто с беспокойством, а кто и с откровенной насмешкой.
– С дороги! – крикнул кто-то. – Дайте ей пройти, если не хотите, чтобы нас всех забрызгало!
Она не обратила на крик никакого внимания. Вот и дверь… Бетти толкнула ее, но та поддалась не сразу – казалось, будто кто-то держал ее изнутри и отпустил только в последний момент. Шатаясь, Бетти ввалилась внутрь и с размаху опустилась на край ванны, отбив зад. Сейчас, впрочем, она почти не чувствовала боли, но не сомневалась, что завтра у нее на бедрах будет здоровенный синяк. От резкого движения серебристый берет, в котором Бетти встречала гостей, сполз ей на глаза, но она все равно разглядела Джона Любезноу, который смотрел на нее со свойственным ему выражением вежливого недоумения.
– Божемой, да это, кжется, Джон Любезноу! – пробормотала Бетти, расплывшись в идиотской улыбке. – Смый настоящий Джон Любзноу… Па-шему ты т-такой нелюбезный, Джон? И ч-что ты делаешь в моем сортире? – С этими словами она стащила с головы берет, но тут же уронила его на пол. Обеими руками Бетти вцепилась в край ванны, пытаясь сохранить равновесие, но рот ее в одно мгновение наполнился жгучей горечью, и она рухнула на колени перед унитазом, едва сознавая, что в нем стоит лужа мочи, в которой плавают окурки и смятые комки розовой туалетной бумаги. В другое время один вид этой отвратительной массы привел бы ее в неподдельный ужас, но сейчас Бетти было слишком плохо.
– …Засорился, – услышала она доносящийся словно издалека голос Джона Любезноу. – Я пытался спускать воду, но ничего не вышло. Забит намертво.
Бетти не знала, сколько времени она простояла на коленях в звенящей, тусклой тишине, ожидая, пока нахлынет очередная волна тошноты. Наконец она пришла, и ее вывернуло наизнанку. Выпитое и съеденное вырвалось наружу громко и яростно, с брызгами и пеной. Попало и в унитаз, и на сиденье, и на пол, и на стену, и на полотенца, и на запасные рулоны туалетной бумаги, и даже на бортик ванны.
– Господи Иисусе! – воскликнул Джон Любезноу.
Бетти застонала, вытерла с нижней губы тягучую слюну и кое-как пригладила ладонями волосы.
– Ну как, лучше? – спросил Джон.
Она снова застонала и кивнула. Не сказать, чтобы она чувствовала себя совсем хорошо, но ей определенно полегчало. С трудом поднявшись на ноги, Бетти посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она так, что не передать никакими словами. «Неописуемо» – это было единственное, что пришло ей в голову.
– Возьми, это поможет. – Джон Любезноу протянул ей пластинку мятной жевательной резинки.
– Спасибо. – Бетти сунула резинку в рот и снова повернулась к зеркалу. Если бы она была мужчиной, она бы плеснула себе на лицо холодной воды прямо из крана, но Бетти была женщиной и прекрасно понимала: если она так поступит, то ее блестящее от пота лицо с опухшими красными глазами, обрамленное зеленой мочалкой волос, украсится разводами туши и потекшей подводки. В конце концов, энергично жуя резинку, чтобы избавиться от едкого вкуса только что извергнутой водки и сидра, она ограничилась тем, что похлопала себя мокрыми руками по щекам и снова провела по волосам пальцами.
– Подожди здесь, я принесу воды, – предложил Джон. Когда он вышел, Бетти заперла за ним дверь и некоторое время стояла перед зеркалом, прислушиваясь к шуму вечеринки, которая необъяснимым образом продолжала идти своим чередом. Потом в дверь негромко постучали, и она отодвинула щеколду. В щелочку приоткрытой двери заглянул Джон, и она впервые с момента своего драматического появления в туалете разглядела его как следует. Торговец пластинками оказался намного красивее и привлекательнее, чем ей всегда казалось.
Впустив Джона в ванную, Бетти приняла у него из рук пластмассовый стаканчик с холодной водой.
– Ты давно здесь? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Около часа, примерно.
– Около часа? А почему я тебя не видела?
Джон снова пожал плечами.
– Понятия не имею. Я не прятался.
– Но… как ты здесь оказался?
Он рассмеялся.
– Меня пригласили. Твой рыжий приятель со стрижкой «афро» пригласил.
– А-а-а… – Бетти подобрала с пола свой берет и села на борт ванны. – Но даже если тебя пригласили… ты же все равно никого не знаешь, кроме меня. Почему ты все-таки пришел?
– Даже не знаю, – ответил Джон, присаживаясь на ванну рядом с ней. – Откровенно говоря, мне было любопытно.
– Любопытно?
– Да. Мне очень хотелось знать, что происходит за этой дверью… – Он показал куда-то себе под ноги. – Понимаешь, я торгую на площади шесть дней в неделю, я вижу, как в подъезд входят люди, и мне, естественно, стало интересно, что творится внутри. Кроме того… – Он немного помолчал. – Кроме того, ты меня тоже заинтересовала… немного.
Бетти рассмеялась.
– Немного, да?.. А почему я тебя вдруг заинтересовала?
– Даже не знаю… Незнакомая блондинка с большими глазами и в роскошной шубе, которая вдруг превратилась в темноволосую девчушку в униформе ресторана «Вендиз»… Ты постоянно меняешься, к тому же ты недавно в городе… такая простодушная, неискушенная. Все это очень интересно. И ты тоже интересная. – Джон снова замолчал, словно обдумывая, насколько разумными были его последние слова, и наконец добавил: —…Ну, вроде того.
Бетти подтолкнула его локтем.
– Интересная или вроде того?.. Ну и ну!
– Ты спросила – я ответил.
Бетти улыбнулась. После того, как ее вырвало, ей наконец-то стало лучше. Да что там – она еще никогда в жизни не чувствовала себя так хорошо!
– Ты меня тоже заинтересовал, если честно, – сказала она.
Джон удивленно приподнял бровь, и она подумала, что когда он это делает, то выглядит особенно симпатично.
– Да, мне было очень любопытно, почему ты всегда такой сдержанный, суровый.
– Суровый?
– Ну да. Я обратила на это внимание еще в тот первый день, когда я была в шубе, да и потом тоже. Мне даже казалось, что ты меня… не одобряешь.
