– Он совсем некрасивый! – заметил Джо-Джо.
– Да тише ты!
– Почему тише? Он же действительно некрасивый, так почему я не могу об этом сказать? – Джо-Джо вопросительно взглянул на нее и даже прижал руку к сердцу в знак своей полной искренности.
– Не можешь… То есть можешь, только не так громко! – быстро поправилась Бетти. – И вообще, при чем тут красота?.. – Она украдкой бросила на Дома Джонса еще один взгляд. У него были густые темные волосы и густые ресницы; опущенные уголки губ придавали ему обиженный вид. Голубой дизайнерский свитер был надет прямо на голое тело, и в V-образном вырезе виднелась худая, поросшая волосами грудь. – Я думаю, что он очень милый, – закончила она.
– Угу, – проговорил Джо-Джо с отвращением. – Маленькие обезьяны тоже кажутся милыми… некоторым. – И он принялся попискивать, подражая детенышу обезьяны, причем делал это довольно громко. Бетти шлепнула его по руке.
– Прекрати! – прошипела она, и Джо-Джо захихикал.
Его прервала пронзительная трель телефонного звонка. Несомненно, это был мобильный телефон. Дом Джонс в окне напротив достал аппарат.
– Да, – услышали они, как он бормочет в микрофон. – Да, я знаю… Я все знаю, черт тебя побери, но она оставила меня одного с детьми. Да, я знаю… У нее съемка в Кентиш-Тауне. Да… Да… Нет, гувернантку она уволила… Нет, я не знаю… Наверное, мне назло. Да… Они должны были прислать кого-то другого, но пока… Нет, я не в курсе. Какая-то девица из ее группы по связям с общественностью. Клэр какая-то… Никогда ее не видел. Ее пока нет, похоже, добирается на метро, черт бы ее взял со всеми потрохами. Да-да, именно на метро… Наверное, застряла где-нибудь в тоннеле… Да… Нет, я не могу взять детей с собой. Ни в коем случае. Мне нужно записывать гребаное интервью для радио – куда я дену этих гребаных детей?.. Нет, она больна… Не знаю, простуда, наверное. Она сказала, что ей нужно сидеть дома… Да, я знаю. Да, я позвоню ей, когда гребаная Клэр сюда доберется, но пока… О’кей. Черт, малышка опять плачет. Все, мне нужно идти. Да… Позже поговорим.
Дом Джонс выключил телефон, затушил сигарету и скрылся в глубине дома. Окно он оставил открытым, и Бетти услышала жалобное мяуканье грудного младенца.
Шестимесячного, если верить газетным отчетам.
Через минуту плач смолк, а еще через несколько секунд Бетти снова увидела печально знаменитого музыканта – скандалиста, бабника, наркомана, любителя крепких напитков, завсегдатая всех закрытых клубов Восточного Вестминстера и окрестностей, близкого знакомого самых скандальных художников, музыкантов и журналистов Сохо, сквернослова-виртуоза и ярко сверкающую на музыкальном олимпе рок-звезду, который, стоя у окна, бережно прижимал к груди розовый сверточек и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, что-то негромко напевал.
Позабыв обо всем, Бетти уставилась на него во все глаза. Внутри у нее все переворачивалось. Мужчина с газетных снимков, которого обслуживала в туалетной кабинке полуголая девица и который только пять минут назад что-то агрессивно кричал в трубку мобильного телефона, исчез, растворился где-то в глубинах ее подсознания. Сейчас перед ней был заботливый отец, укачивающий крошечного младенца.
– Смотри, смотри! – ткнул ее пальцем в бок Джо-Джо. – Как очаровательно! Оказывается, у этого обезьяньего детеныша есть свой собственный обезьяний детеныш!
– Перестань! – оборвала его Бетти. – Это нехорошо.
Джо-Джо пожал плечами и выхватил окурок у нее из пальцев.
– Ладно, – проговорил он. – Поучусь-ка я лучше курить. Ну-ка, как это делается?..
Он взял сигарету в рот и так сильно затянулся, что его пухлые щеки с ямочками превратились во впадины. Подержав дым во рту секунды три, Джо-Джо с шумом выдохнул. На глаза его навернулись слезы, лицо покраснело. Кашлял он так, что Дом Джонс в окне напротив недовольно поморщился и одной рукой опустил раму. При этом он бросил на обоих сердитый взгляд, в котором, впрочем, смешались также подавленность и уныние. Во всяком случае, так показалось Бетти.
В следующий миг он исчез, и Бетти, отняв у Джо-Джо сигарету, расплющила ее в консервной банке, служившей ей пепельницей.
– Дурачина! – воскликнула она. – Ну и зачем ты это сделал?
Джо-Джо улыбнулся сквозь слезы.
– Сам не знаю, – просипел он. – Я, кажется, обжег губы! Вот, смотри! – Он пальцами вывернул губу, и Бетти увидела на ней красный след от ожога.
– Так тебе и надо! – сказала она. – Надеюсь, теперь ты больше не будешь пробовать курить.
Джо-Джо улыбнулся, широко растянув обожженные губы, – и охнул.
– Слушай, я хотел тебя кое о чем попросить… Давай устроим у тебя вечеринку?
– Вечеринку?
– Ну да! Вечеринку! В твоей замечательной квартире! Давай прямо завтра, а?
– Но ведь завтра только среда, – удивилась Бетти.
– Ну и что? Ты же не работаешь завтра? И я тоже. И Майра. Устроим новоселье… – И он просительно посмотрел на нее.
Бетти нахмурилась.
– Ну пожа-а-а-а-луйста!
– Но, Джо-Джо, у меня действительно очень маленькая квартира, и…
Джо-Джо прервал ее взмахом руки.
– Ты смотрела «Завтрак у Тиффани»?
Бетти нахмурилась сильнее.
– Помнишь, Холли Голайтли жила в совсем крошечной квартирке – почти такой же, как тебя, но у нее были самые лучшие вечеринки во всем городе. Маленькая квартира даже лучше! Больше пота в воздухе! Больше, как бы это сказать… близости! Ну пожалуйста, Бет, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Давай устроим эту вечеринку как можно скорее.
Бетти прищурилась, делая вид, что обдумывает предложение Джо-Джо, но сопротивление ее было недолгим. Ведь ее сравнили с Холли Голайтли, и она не смогла устоять.
– О’кей, – сказала она наконец. – Только не приглашай слишком много людей, ладно?..
18
Казалось, маленькая квартирка Бетти вот-вот затрещит по швам – столько в нее набилось интересно одетых молодых людей, которые шушукались, смеялись и говорили все одновременно, словно в очереди на кастинг для рекламы «Беннетона». Среди них было немало юношей и девушек из самых дальних уголков Земли – все это были приятели Джо-Джо, с которыми он познакомился во время своих скитаний по лондонским языковым школам для иностранцев, ресторанам быстрого обслуживания и ночным клубам. Спиртное лилось рекой, и к одиннадцати вечера Бетти уже так набралась, что перед глазами у нее все расплывалось, а язык начал заплетаться – особенно когда она ввязалась в чрезмерно оживленный спор с Акико – американкой японского происхождения, которая выговаривала слова с очень странным трансазиатским акцентом и называла Бетти «Мэнди», потому что та была похожа на ее школьную подругу, носившую это имя.
– Знаешь, что я тебе скажу, Мэнди? Самое странное в этой вашей западной цивилизации – это ваша жизнь, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Она все время меняется, поэтому каждый раз, когда тебе кажется, будто ты во всем разобрался, – хлоп! Все опять изменилось, и тебе приходится заново приспосабливаться, искать себя в этом мире. Ты понимаешь?..
