– И тут появились вы?
– Да. – Бетти улыбнулась. – В завещании сказано, что душеприказчики бабушки должны разыскать вас в течение года. Если за это время ни вас, ни ваших прямых наследников обнаружить не удастся, тогда оставленная вам часть наследства должна отойти ко мне.
Клара изумленно вытаращила глаза.
– Господи! Да вы просто полоумная! И зачем, скажите на милость, вы меня искали?.. – Она снова рассмеялась, громко и с удовольствием. – Не проще ли было просто выждать год и вступить в права?
– Это была моя обязанность по закону, – пояснила Бетти. – Если бы вы случайно узнали о завещании и о том, что никто не пытался вас искать, вы имели бы право подать на меня в суд. Я приехала в Лондон в апреле, через неделю после похорон бабушки, и сразу же приступила к поискам. Как видите, мне понадобилось всего-то два месяца с небольшим.
Клара наконец опустила чашку на стол и улыбнулась.
– Может быть, вам стоило бы работать не няней, а частным детективом?
– Может быть. – Бетти улыбнулась. – Вот копия завещания. Взгляните… – Она достала из сумочки лист бумаги, протянула Кларе. – Как видите, я не мошенница и не полоумная.
Клара читала завещание долго, внимательно.
– Что это за адрес – Сент-Эннз-корт? – спросила она наконец. – Это, кажется, в Сохо?
– Когда-то по этому адресу находился приют для одиноких матерей, – пояснила Бетти. – Я предполагаю, что там вы появились на свет.
Клара непроизвольным движением прижала руку к груди. По-видимому, до нее начала понемногу доходить вся важность того, что́ сообщила ей Бетти.
– А кто остальные люди, о которых здесь говорится?
– Джолион – мой отчим, а Элисон – моя мать.
Клара дочитала завещание до конца, слегка улыбнувшись последней фразе насчет джаза и танцев.
– Я смотрю, ваша бабушка была веселым человеком. Веселым и жизнерадостным.
– Не сказала бы. – Бетти покачала головой. – Она была очень… правильной. И суровой. У меня сложилось впечатление, что она никого не любила по-настоящему, даже собственного сына.
– Но…
– Я, по-видимому, была исключением из общего правила. Да и то, наверное, только потому, что, когда мы познакомились, бабушке было уже восемьдесят четыре года. Она жила одна в огромном доме и, должно быть, по временам чувствовала себя довольно одиноко, – пояснила Бетти. – Как бы там ни было, меня она любила, хотя я и была ей не родная. Я даже думаю… – Она запнулась, когда ей в голову неожиданно пришла новая мысль. – Бабушка всегда говорила, что хотела бы иметь дочь, а не сына. И сейчас мне кажется – ей бы очень хотелось, чтобы вы были ее дочерью.
После этих ее слов наступило довольно продолжительное молчание, и Бетти воспользовалась им, чтобы сделать несколько глотков остывшего чая, так как в горле у нее основательно пересохло.
– Понимаю, – проговорила наконец Клара. – Еще я хотела бы спросить…
– Я догадываюсь, о чем. – Бетти отставила чашку и выпрямилась. Она была рада, что Клара отвлекла ее от мыслей об Арлетте. – Мой отчим говорит, что сумма на текущем счете бабушки составляет около десяти тысяч фунтов.
Клара ахнула.
– Кто бы мог подумать!
– Кроме этого, у бабушки было несколько сберегательных и пенсионных счетов, а также кое-какие ценные бумаги, но Джолион еще не совсем с ними разобрался. Итоговая сумма может оказаться еще больше. Намного больше.
Клара снова ахнула.
– И еще одно… – Бетти снова опустила руку в сумочку, где лежала «Поллианна». – Эту вещь я нашла в бабушкином шкафу. Там есть дарственная надпись… Когда я ее прочитала, то поняла, что эта вещь предназначалась тому же человеку, который упомянут в завещании. Вам… Поэтому сегодня я захватила ее с собой.
И она протянула Кларе книгу, которая взяла ее в руки с любопытством и трепетом.
– Взгляните на надпись, – подсказала Бетти.
Клара открыла книгу и прочла написанные Арлеттой слова. Глаза ее заблестели от слез.
– Прекрасная надпись! – сказала она. – И такая трогательная. И книга тоже очень хорошая… – Клара перевернула несколько страниц. – Правда, она очень старая. Я еще никогда не видела таких старых книг.
– Я показывала ее букинисту, – сказала Бетти. – Он оценил ее в сорок фунтов, но теперь, когда мы знаем, что за история стоит за дарственной надписью и при каких обстоятельствах она была сделана, книга может стоить дороже. А история эта длинная, Клара. И я думаю, вам она совершенно неизвестна, за исключением, быть может, каких-то фрагментов.
Клара порывисто встала.
– Я думаю, – заявила она, – нам обеим не помешало бы сделать по глоточку вина. Вы как?
– С удовольствием. – Бетти кивнула, и Клара достала из буфета бутылку и два небольших бокала. Разлив вино, она придвинула один из бокалов Бетти и поставила на стол вазочку с подсоленным миндалем.
– Ну что же, – сказала она, садясь, – расскажите мне эту длинную историю.
– Давайте сначала вы расскажете мне все, что известно вам, – предложила Бетти. – Мне бы не хотелось взять и вывалить на вас какие-то подробности, которые могут вас, гм-м… огорчить.
– По правде говоря, известно мне немного, – сказала Клара, машинально поглаживая переплет книги, которая лежала у нее на коленях. – Почти все, что я знала, я вам уже сообщила. Как однажды сказал нам отец, в юности маму изнасиловал чернокожий моряк – одноглазый, грубый дикарь, который приплыл в Лондон на одном из иностранных судов. Понимаете, когда мне было лет шесть, я стала расспрашивать папу, почему я черная, а мои братья и сестры – белые, и тогда он усадил всех нас за стол и рассказал нам… все это. Папа просил никогда не упоминать об этом при маме – он сказал, что она до сих пор не может говорить о том страшном случае. Еще он сказал, что ему было жалко маму, и он женился на ней, даже несмотря на то, что у нее уже был незаконнорожденный чернокожий ребенок… Надеюсь, Бетти, теперь вы понимаете, почему я не хотела говорить с вами об этом? Мы и между собой-то никогда об этом не говорим. – Клара замолчала, вопросительно глядя на Бетти. – Ну вот и все, – сказала она. – Теперь ваш черед.
Прежде чем заговорить, Бетти набрала в легкие как можно больше воздуха, словно ей предстояло нырять на глубину. Женщине, которая сидела перед ней, было семьдесят три года; у нее были дети и внуки, она прожила долгую, яркую, полную самыми разными событиями жизнь, и Бетти – совсем еще юной девчонке, которая нигде не была и ничего не совершила, – было очень неловко от того, что новости, которые она собиралась сообщить, могут перевернуть все представления Клары о себе, разрушить самый фундамент ее существования.
Наконец она решилась.
– Ваш отец, – сказала Бетти, – не был моряком. Он был музыкантом, талантливым кларнетистом, солистом Южного синкопированного оркестра, гастролировавшего в нашей стране в двадцатых годах. Как вы уже знаете, его звали Годфри Каперс, но он также был известен под сценическим именем Сэнди Бич. Он выступал почти во всех городах нашей Англии, Шотландии и Уэльса и играл на своем кларнете даже перед королем! Его игра покорила весь Лондон. Нет, Клара, ваш отец не был ни дикарем, ни насильником. Он был легендой…
