– Думаешь? – спрашивает Фрейя. Время действительно все лечит?
Или есть то, что нельзя исцелить?
– Я не знаю, – признается Халима. – Но если они свыклись с Лисой, то могут свыкнуться с чем угодно.
– Хороший аргумент, – печально усмехается Фрейя.
Халима подается вперед, чтобы ее обнять.
– Буду с нетерпением ждать наших уроков готовки, – шепчет она на ухо Фрейе. – Всегда хотела сестренку.
– Я тоже, – отвечает Фрейя.
Порядок утраты
Часть 10
Фрейя
Первое, что сделал Хейден, приступив к работе, – по-тихому изменил название канала Сестры Кей на Фрейя Кей, а несколькими месяцами позже незаметно убрал Кей. Вот так легко исчезла моя сестра.
Я продолжила записывать песни и снимать видео, но теперь их продюсировала его команда. Сначала ролики почти не отличались от наших с Сабриной. Как и всегда, выкладывались еженедельно по вторникам.
Но после каждого нового видео Хейден удалял парочку от Сестер Кей. Говорил, если делать это постепенно, фанаты даже не заметят. «Постепенно нагревай воду, – сказал он, – тогда лягушки в кастрюле не поймут, что варятся. – Затем посмотрел на меня. – Скоро никто не вспомнит о существовании Сестер Кей».
Тогда я задалась вопросом, а помнит ли сестра о моем существовании. Сабрина ни слова не сказала, когда мама объявила, что я буду работать с Хейденом. Даже не выглядела удивленной – вероятно, потому, что мама переговорила с ней заранее.
Она ни слова плохого мне не сказала. Не обвинила в предательстве или подставе. Не накричала на меня и не обозвала сучкой. Если уж на то пошло, она отнеслась ко мне благосклоннее, чем когда-либо. Но через два месяца после подписания контракта с Хейденом она переехала на север штата, чтобы окончить колледж, и больше не приезжала домой, не общалась со мной.
Хейден понемногу начал менять звук и вид моих видео, постепенно добавляя им – мне – смелости, превращая ту, что он снисходительно называл «кавер-артисткой из пригорода», в кого-то более трендового, гламурного, разнузданного. «Я тебя не меняю, – божился он. – Я тебя раскрываю».
Мы жили в Уайт-Плейнс, но через год переехали в Уильямсберг, ближе к его офису и соответствию моему бренду. Хейден подобрал квартиру уже с мебелью. Мама сдала квартиру, в которой я выросла, и от семьи, какой мы когда-то были, не осталось следа.
* * *
Хейден с точностью немецкого поезда придерживался своего двухлетнего плана. Через год, в течение которого мы строили мой бренд, делали меня заметной, превращали в продукт, мы выпустили первый сингл и удалили из «Саундклауда» почти все предыдущие работы. «Пусть твои фанаты привыкнут платить за молоко», – сказал Хейден.
Некоторые фанаты воспротивились, обвинили меня в предательстве. Кто-то даже спросил, что случилось с Сабриной. «Твоя сестра умерла?» – писали они. Но эти комментарии остались в меньшинстве, поскольку у меня появилось много новых фанатов, которые никогда не слышали о Сабрине.
Мне сказали, я талантлива, потому что у меня есть голос. На самом же деле это был голос Хейдена. За всем стоял он. Мой лук, мой хук, мой звук. Все это диктовал он. Когда пришло время записывать альбом, он нанял команду авторов песен, чтобы создать, по его словам, меланхоличный, атмосферный и – без какой-либо иронии – сокровенный альбом. Нанял режиссера, чтобы тот снял несколько клипов закрепить бренд. «Люди хотят видеть настоящую тебя, – сказал он. – И мы им это покажем».
Он представил мне список песен, которые решил записать. Двенадцать из них были написаны его командой. Но тринадцатой шла моя песня. «Маленькое белое платье».
– Спой мне песню, которая это докажет, – скомандовал Хейден, когда я в тот роковой день закрыла за собой дверь его офиса. Сабрина только что спела «Tschay Hailu» и по возвращении не смотрела мне в глаза, рассеивая любые сомнения.
– Докажет что? – спросила я.
– Что мне нужна только ты, – ответил он.
Это был первый и единственный раз, когда я пела ему «Маленькое белое платье».
– «Маленькое белое платье»? – спросила я Хейдена два года спустя, глядя на список песен. – Как я могу ее записать?
– Как ты можешь ее не записать?
И от его пристального взгляда мне захотелось поежиться. Он не знал историю этой песни, только видел, как я пела ее, захлебываясь слезами и думая, что если Сабрина меня предала, то и я предам ее в ответ. Хейден заметил в моей руке окровавленный кинжал? Или это он дал мне его?
– Конечно, ее нужно переписать, – добавил Хейден, забирая список. – Но мне очень нравится эта песня.
* * *
Когда его команда закончила работу, песня радикально отличалась от оригинала. Вокал и ударные заполнились плавной минусовкой. Слова переписали, превратив ее в гневную песню о любви. Амхарские строчки убрали. Но ДНК песни сохранилось. Мелодия была моей. Как и стоящая за ней история – к лучшему или к худшему.
Мы записывались три недели в свою очередь, по расписанию. День начинался как обычно. Я просыпалась в восемь, занималась йогой, ела легкий, согласованный диетологом завтрак, пила травяной чай (никакого кофе в день записи, потому что он – раздражитель, хотя иногда Хейден давал мне в качестве компенсации таблетку кофеина). Полоскала горло пищевой содой. Смущенно распевалась на заднем сиденье присланной Хейденом машины.
Когда тем утром мы приехали в студию, в ней уже было людно – не так, как обычно. Не считая Хейдена, его ассистенток и звукорежиссеров, здесь находились боссы лейбла и другие люди, которых я не знала. И все скучковались у монитора.
– Фрейя, смотри, – сказала мама, – они подготовили несколько образцов для печати.
– Не слишком привязывайтесь, – предупредил Хейден. – Это всего лишь идеи.
Я уставилась на изображения. Части тела, черно-белые и знойные, половина лица. И мое имя огромными буквами. Я себя не узнала. Я была Фрейей Кебеде. Сестрами Кей. А теперь всего лишь Фрейей, коллекцией хорошо освещенных частей тела.
– Пора за работу, – объявил Хейден.
Обычно мы делали пару дублей для разогрева. Затем начинали запись. Иногда Хейден останавливал ее, чтобы сделать замечание: «Здесь помягче, упор на эту ноту». Но в этот раз он постоянно качал головой.
– Нет, – снова и снова говорил он. – Пока все не то. Даже близко.
Так продолжалось все утро. Когда пришло время обеда, Хейден прогнал всех из кабины и вошел в студию, чтобы поговорить со мной. Сначала он молчал, лишь глядел на меня. Я осмотрелась в поисках мамы, ассистентки, кого угодно. Но они оставили меня с ним наедине.
– Фрейя, – сказал он. – Посмотри на меня.
Я заставила себя это сделать.
– Ты не даешь мне того, чего я хочу.
– Я делаю то же, что и всегда, – ответила я. – Поэтому не знаю, чего вы хотите.
