– Привет, – вот и все, что она может сказать, глядя на его отражение в окне над раковиной.
– Привет, – отвечает Натаниэль ее отражению.
Они ополаскивают тарелки и складывают их в посудомойку. Одна из мисок выскальзывает из рук Фрейи, и Натаниэль ловит ее.
– Снова меня спас, – комментирует она. – Кажется, ты весь день этим занимаешься.
– И ты тоже.
– Похоже, ты забыл, что я на тебя упала.
– Не забыл. Я рад, что ты на меня упала.
– Ты это уже говорил. Тебе нравится сотрясение мозга?
– Нет.
– Тогда почему ты рад?
– Потому что это спасло меня.
– Спасло тебя? От чего?
Натаниэль перестает мыть посуду, и хоть смотрит на отражение Фрейи, она чувствует, как его взгляд прожигает ее насквозь. Связывающая их веревка натягивается, поэтому между ними не остается места.
– От плана Б, – отвечает Натаниэль.
– Что за план Б? – интересуется Фрейя, ее голос сдавлен, но не как последние несколько недель.
Только Натаниэль не отвечает. В кухню заходит Халима с новой стопкой тарелок.
– Ребята, вы выставляете меня в дурном свете, – ворчит она.
– Что за план Б? – снова спрашивает Фрейя после ухода Халимы.
Натаниэль закрывает глаза и качает головой.
– Неважно.
– Быть медбратом хосписа?
– Возможно, – отвечает Натаниэль, глядя ей в глаза. – Или, возможно, это.
А потом целует ее.
* * *
Его рот на ее губах. Ее дыхание в его легких. Натаниэль может дышать.
Пальцы запутываются в ее волосах. Сжимают бедра. Натаниэль может чувствовать.
Его язык на ее шее. Ее губы на его горле. Натаниэль может ощущать вкус.
Его стон в ее ухо. Ее вздох в его ухо. Натаниэль может слышать.
Его глаза открываются. Ее глаза открываются. Натаниэль может видеть.
Пока Натаниэль целует Фрейю, а Фрейя целует Натаниэля, каждая клеточка его тела, которую он считал мертвой, которая, как ему казалось, не заслужила существовать, оживает.
Один поцелуй. Натаниэль жив.
* * *
– Ребята, вы уже закончили с тарелками? – спрашивает Халима.
Натаниэль и Фрейя отстраняются друг от друга.
– Эм, – протягивает Халима, краснеет и запинается, – папа хочет произнести речь. Так что, может…
Она переводит взгляд с одного на другого и останавливается на Натаниэле, который не скрывает своей радости.
Халима спешит прочь, стараясь не смотреть на них.
* * *
Они заливаются смехом.
– Похоже, нам пора возвращаться, – говорит Фрейя, но не уверена, что способна на это. Может, ее возбуждение не настолько заметно, как у Натаниэля, но у нее слабеют коленки. – Мне нужна минутка.
* * *
А Натаниэлю нужна не минутка. Ему нужна бесконечность.
– Где туалет?
– Думаю, наверху.
Он целует ее еще раз. В этот раз скорее чмокает, попадает в уголок улыбающегося рта. Когда он уходит, его возбуждение угрожает вырваться из кожи.
– Продолжение следует, – кричит ему вслед Фрейя. – Позже.
Подниматься по лестнице больно, но это приятная боль. Живая.
«Позже». Он не рассматривал такую возможность.
* * *
Фрейя возвращается за стол. Она парит, тает, мечтает о том, о чем не следует, находясь за одним столом с семьей Харуна.
– Где Натаниэль? – кто-то спрашивает ее.
– Сейчас подойдет, – отвечает Фрейя, и предвкушение его возвращения кружит ей голову.
– Пап, нам утром на работу, – говорит Саиф.
– Давай, – торопит его мама Харуна. – У нас еще десерт.
– Ладно-ладно. – Папа смотрит на Харуна, который уставился в стол. – Beta, завтра ты улетаешь на нашу родную землю, чтобы увеличить эту семью. Иншаллах.
Над столом раздается хор «Иншаллах». Мама Харуна промокает глаза салфеткой.
– И возможно, наша семья снова расширится, – добавляет она. – За столом всегда хватит места.
Наверху скрипит пол. Скоро спустится Натаниэль. Он улыбнется Фрейе. Десерт съедят, тарелки помоют. А потом…
– Так давайте же поднимем бокалы, чтобы пожелать Харуну удачи, – продолжает его папа. – Надеемся, он найдет такого же хорошего партнера, как я.
Все поднимают бокалы, кроме Лисы, которая фыркает.
– Партнера? Вот как вы это называете? – Она поворачивается к Фрейе. – Мне одной это непонятно?
Парящая в полутора метрах над землей Фрейя не совсем понимает вопрос Лисы. Ей не нравится, что Харун гей?
– Если он счастлив, кому какая разница?
– Видите? – оживляется мама Харуна. – Возможно, такое есть и в Эфиопии.
– Насколько я знаю, такое есть везде, – отмечает Фрейя.
– И я правда не понимаю, почему ты лезешь, – говорит Халима Лисе. – Это его выбор.
– А что насчет девушки? Это и ее выбор? – Лиса качает головой.
Девушки? Что происходит? Фрейя пытается поймать взгляд Харуна, чтобы сказать: «Помоги мне понять. Я здесь, чтобы помочь. Я могу быть и твоим планом Б». Но он на нее не смотрит.
– Никого не хочу обидеть, но ваши люди относятся к женщинам по-варварски: паранджа, договорные браки.
– Дорогая… – успокаивает ее Саиф.
– Ваши люди? – закипает Халима. – У моих родителей был договорной брак, и они счастливы вместе более двадцати пяти лет. – Она прищуривается. – Посмотрим, продержитесь ли вы с Саифом так долго. Потому что я слышала…
– Так, – прерывает ее Саиф, вставая, – нам пора.
– Но еще есть десерт, – говорит мама Харуна.
– Я не хочу десерт, – отвечает он. – Лиса, жди меня в машине.
– С радостью, – мурлычет она. И уходит, даже не попрощавшись и забрав с собой полупустую бутылку вина.
Когда за ней со щелчком закрывается дверь, Саиф поворачивается к семье.
– Вот почему мы никогда сюда не приезжаем. Вы ее не принимаете.
– Принимаем ее? – отвечает мама Харуна. – Когда она говорит о нас такие гадости? – Женщина качает головой. – Зачем ты женился на…
– На американке? Потому что я американец!
– На той, кто нас не уважает, – продолжает мама Харуна.
– О, так мы все должны быть как Харун? Хороший покорный сын?
– Я не хороший сын, – бормочет Харун.