* * *
Комментариев было несколько тысяч. Но Фрейя помнит один из них. Помнит, как написала тому парню. Помнит, как, прочитав его комментарий, вспомнила тот вечер, когда поняла, что папа не вернется, и подумала, что не переживет. Она пережила, и он переживет.
Фрейя смотрит на Харуна, на Натаниэля. В отличие от ее мамы и Хейдена, она не верит в судьбу. Но в этот момент сложно не поверить, что этим троим было суждено встретиться.
Порядок утраты
Часть 7
Фрейя
Хейден не перезванивал нам полгода.
Мама старалась не растерять позитив. Потому что теперь читала все про него и знала, что он находился в студии с Меланж, потом в турне с Лулией.
– Он полностью погружается в работу с артистом, – объявила мама. – Когда настанет ваша очередь, вы будете этому рады.
– Вряд ли это случится, – с обычной уверенностью ответила Сабрина. Я кивнула и сделала вид, что согласилась. Но несмотря на то, что сестра часто оказывалась права, у меня осталось чувство незавершенности. В голове постоянно крутился его вопрос. «Вы достаточно голодны?» – спросил он меня. Я так и не ответила. Но в какой-то момент придется ответить, не знаю, Хейдену или кому-то другому.
Мы вернулись к своим обычным делам: еженедельные видео с новыми песнями, ежедневные фотографии. Мама планировала все на несколько недель вперед. Цифры продолжали расти. Если мамин оптимизм и пошатнулся, то она это никак не показала.
«Он позвонит», – уверяла она.
Когда из его офиса наконец позвонили и назначили вторую встречу на следующий день, мама возликовала, как будто Хейден хотел отказаться от нас, а она мысленно вернула Сестер Кей в колею.
– В этот раз он запросил больше информации, – сказала она, просматривая сделанные заметки. – Он хочет аналитический разбор соцсетей. Учет всех предложений, лицензий. О, и он хочет услышать от вас что-то новое. Оригинальную песню, еще не выложенную.
– У нас нет готового материала, – ответила Сабрина. – Мы не можем взять из воздуха новую песню.
– Как насчет «Пропасти между нами»? – спросила мама. Мы тогда работали над этой песней. Мама снова переключилась на заметки. – Так, посмотрим. Его ассистентка сказала, он хочет услышать что-то уникальное и… – Она просмотрела заметки в поисках точных слов. – Принадлежащее только ему.
«Принадлежащее только ему». Вот оно, предупреждение.
– Похоже, придется обойтись «Пропастью между нами», – поверженно сказала Сабрина. – Мог бы он дать нам больше времени.
– Вообще-то, – заговорила я, – у меня есть кое-что еще.
– Нет, ничего у тебя нет, – рявкнула Сабрина. Вот такая у меня сестра. Если она не видит – значит, этого не существует.
Мама посмотрела на меня и, поняв, что продолжать я не собираюсь, сказала:
– Если у тебя что-то есть, давай послушаем.
– Да, – съязвила Сабрина, – давай послушаем.
– Вообще-то, ты это уже слышала, – ответила я Сабрине.
– Что?
– «Маленькое белое платье». Ты назвала эту песню «жалким куском сентиментального дерьма». – Я достала телефон и открыла аудиофайл.
На обычно бесстрастном лице Сабрины отразилось море эмоций: злость, отвращение, боль.
– Ты записала ее? Без меня?
– Не всю целиком… – запинаясь, пробормотала я. – Только часть вокала, ударный фон припева и связку. Потому что подумала, если ты услышишь…
Она прервала меня взмахом руки.
– Я не изменю своего мнения насчет этой песни.
Я привыкла к твердому мнению Сабрины и ее праву вето, но ее высокомерие меня взбесило. И случилось это еще до того, как она произнесла:
– Слушай. Только я буду с тобой честна. Автор песен из тебя так себе. Твои песни такие сентиментальные, такие незрелые. Пишешь как любительница.
– Мне семнадцать! И если не ошибаюсь, мы с тобой обе любительницы.
– А разве план не в том, чтобы перейти на следующий уровень? Но с этой песней ничего не выйдет.
– Почему ты ведешь себя так…
– Как будто завидую? – продолжила она. И хохотнула. – Завидую тебе?
«Как будто весь контроль у тебя», – хотела сказать я. Но ее предположение тоже подходило.
– Давайте сделаем паузу. – Мама повернулась к Сабрине. – Может, хотя бы послушаем ее?
Даже когда это была моя песня, учитывалось только мнение двоих. Они всегда будут командой.
Сабрина откинулась на спинку стула, больше не возражая. И сверлила меня взглядом, как бы бросая вызов.
Я нажала на кнопку воспроизведения.
Я сказала, что хочу лишь
Маленькое белое, маленькое белое платье.
Я сказала, мне нужно лишь
Маленькое белое, маленькое белое платье
Ты помнишь? Мы раньше пели:
Eshururururu, eshururururu,
Eshururururu, hushabye, hushabye, hushabye…
Дальше следовало еще два куплета, но Сабрина бросила на меня такой ядовитый взгляд, что я не осмелилась их оставить. Выключила запись.
– Ты уловила идею, – сказала я маме.
Она выглядела удивленной, точно не узнавала ни песню, ни человека, который ее пел.
– Ну, – протянула она, – это весьма необычно.
– Она не обработана, но я хочу добиться легкого звучания, – добавила я. – Может, добавить ударных и пианино.
– Она уникальна, – заметила мама, – с эфиопской мелодией. Мне кажется, Хейден не слышал ничего подобного.
Она прониклась симпатией к этой песне. Я слышала это. И Сабрина тоже слышала. И решительно воспротивилась.
– Я не буду это петь.
– Милая, – пролепетала мама, – давай будем профессионалами.
– Профессионалами? Разве профессионально озвучивать проблемы с папой перед Хейденом Бутом?
– О чем ты говоришь? – закричала я.
– Прошло семь лет, – ответила она, постукивая по груди. – Смирись уже.
– Сама смирись!
– Может, и смирюсь. Может, я устала о тебе заботиться.
– Так вот как ты это называешь? Потому что, по-моему, ты только дискредитируешь меня. Задвигаешь.
Когда я злилась, то закипала. Когда Сабрина злилась, то замирала. Это одно из многого, что различало нас. Но в тот момент атмосфера изменилась. Сабрина закипела от гнева, воспламенив всю комнату, а потом все эмоции сошли с ее лица, ее голос стал ледяным.
– Если выберешь эту песню, – сказала она, – будешь петь ее одна.
* * *
Мы договорились петь «Пропасть между нами» и всю ночь репетировали, даже не разговаривая. И когда на следующий день поехали в офис к Хейдену, тоже не разговаривали. Но когда двери лифта открылись, то моя злость испарилась и я ощутила тоску по дому. Мне хотелось вернуть все назад. Спеть, как тем вечером в кровати, или взять сестру за руку, как на прошлой встрече с Хейденом. Но Сабрина стояла, опустив руки и сжав их в кулаки, лицо безэмоциональное, как у статуи.