«Ты довольно красива, – однажды сказал ей Хейден, – но тебя отличает твой голос». Из этого следует, что без голоса она как все. Она никто.
В дверь стучат, заходит доктор. Фрейя сразу же его рассматривает: молодой и красивый, но самоуверенная ухмылка все портит.
– Что вас беспокоит? – спрашивает он.
Такой же вопрос задал доктор, у которого она была сегодня. Зачем его задавать? Не могут прочитать в анкете? Только в этот раз мама Фрейи не может приступить к объяснению, а Натаниэль молчит.
– Мы были в парке, – начинает Фрейя. – И я вроде как упала с моста на него.
– Вы упали с моста? Потеряли сознание?
– Нет, – отвечает Фрейя. Наверное, следовало сказать, что она потеряла сознание, тогда это бы уменьшило ее вину. «Она не виновата, – твитнули бы они. – Она упала, потеряв сознание. Бедняжка. Знаете, у нее пропал голос». – Я просто потеряла равновесие.
Он подкатывается на стуле к Фрейе и останавливается у ее босых ног.
– Ого! – восклицает он, как будто только что заметил, что они ампутированы и она приковыляла на кровавых обрубках. – Что случилось?
– Ноги просто испачкались, – отвечает Фрейя.
– Как? – спрашивает он.
– Грязью, – тихонько бормочет Наблюдатель, и Фрейя едва не улыбается.
Доктор поворачивается к Наблюдателю.
– Это она на вас упала?
– Нет, – отвечает он. – Я – Харун. Случайный свидетель.
– Настоящий самаритянин. Харун помог мне привести сюда Натаниэля, – говорит Фрейя, радуясь, что таким образом узнала его имя. Ее учили всегда обращаться к человеку по имени. Тогда он ощутит свою важность. Если она будет обращаться к нему по имени, возможно, он не настроит против нее интернет.
– Кто Натаниэль? – спрашивает доктор.
Она показывает на угол, где такой высокий Натаниэль успешно старается казаться незаметным.
Доктор наконец отрывает взгляд от Фрейи и смотрит на карту.
– Натаниэль Хейли, – читает он.
– Да? – рассеянным голосом откликается Натаниэль.
– Значит, она вас вырубила? – Он показывает на Фрейю.
– Да, наверное, – отвечает он.
– Не самый худший способ вырубиться, – подмечает доктор, бросив на Фрейю заговорщический взгляд. Она смотрит вниз и думает: «Прекрати. Просто прекрати».
«Харизма, – назвал это Хейден. – Понимаешь, есть в людях нечто невидимое, что притягивает других. Ее нельзя подделать. Она либо есть, либо нет». Хейден сказал, что у Фрейи есть харизма. А вот у Сабрины – нет.
– И вы потеряли сознание? – спрашивает доктор.
Натаниэль пожимает плечами.
– Да, потерял, – вмешивается Фрейя.
– Мне нужно услышать это от пациента.
Натаниэль не отвечает. Похоже, у него действительно поврежден мозг.
– Да, – не выдерживает Харун. – Он потерял сознание. Она упала на него. Он потерял сознание.
– Я буду признателен, – произносит доктор неприятным тоном, – если вы позволите мне опросить пациента.
– Но как он расскажет, если в этот момент отключился? – говорит Харун. – Я там был. Я все видел.
* * *
«Я все видел».
Харун даже не представляет, что сейчас эти слова исцеляют Натаниэля больше, чем все, что может сделать доктор. Кто-то видел.
– Значит, вы потеряли сознание? – снова спрашивает доктор Натаниэля.
Натаниэль смотрит на Фрейю, на Харуна – оба кивают.
– Да, – отвечает он.
– И его вырвало, – добавляет Харун. – На ее туфли.
– Так вот почему вы без обуви! – восклицает доктор. – Нельзя ходить так по городу. Посмотрим, можно ли подобрать вам что-нибудь в забытых вещах.
– Да ничего страшного, – отказывается Фрейя.
– Вы можете наступить на стекло.
– Да нет, правда. Все хорошо, – настаивает она, бросая на Натаниэля взгляд с намеком на шутку. Но он его не ловит. (Раньше он был очень хорошим кетчером, когда играл на первой базе.) Не оттого, что не может, а потому, что не осмеливается.
Это уже зашло слишком далеко. В осмотре нет необходимости.
Но доктор достает фонарик и проверяет глаза Натаниэля.
– Гетерохромия, – объявляет он.
– Это как гематома? – спрашивает Харун.
– Нет. Это когда разный цвет глаз. Хотя левый зрачок неподвижен.
– Вы имеете в виду зрачок в глазном протезе? – спрашивает Натаниэль.
– Точно. Конечно. Вы сбили меня с толку разными цветами. Но мне нравится. Это какая-то дань уважения Дэвиду Боуи?
– Можно продолжить обследование? – нетерпеливо спрашивает Фрейя. – У нас мало времени.
Доктор подкатывается к компьютеру.
– Итак, Нейт. Я спрошу тебя о симптомах, а ты ответишь по шкале от нуля до шести: ноль – все хорошо, три – умеренно, шесть – сильно. Понятно?
– Вроде да, – отвечает Натаниэль.
– Головная боль?
– Да.
– От нуля до шести?
Четверка, но он не хочет никого волновать.
– Возможно, два.
– Давление в голове?
– Да. Возможно, три.
– Нарушение зрения?
– Сейчас все хорошо.
– Цифру.
– Ноль, возможно, один.
Доктор перечисляет список: боль в шее, проблемы с равновесием. Натаниэль монотонно отвечает: два, три, два.
– Как насчет уныния? – спрашивает доктор.
– Уныния?
– Да, уныния.
– Вы хотите оценить уныние?
– Ага, – подтверждает доктор. – От нуля до шести, пожалуйста, Нейт.
* * *
С Фрейи достаточно. Достаточно докторов, которые якобы все знают, которые ведут себя так, будто могут ее вылечить, которые спрашивают, что случилось, не читая карту, которые просят спеть «С днем рождения» или измерить уныние по шкале от нуля до шести.
– Его зовут Натаниэль! – ощеривается она с уверенностью, на которую не имеет права. Близкие наверняка зовут его Нейтом.
* * *
Не зовут. Хотя папа называет его Нат.
* * *
– И как это связано с сотрясением? – спрашивает Харун. Этот доктор вообще доктор? Он ищет на стенах диплом медицинского института.
– Эй, это не я придумываю контрольный перечень, – отвечает доктор, потеряв терпение. – Может, назовете уже цифру, чтобы я мог вас отпустить? Уныние, от нуля до шести?
– Нет, он не может назвать вам цифру, – возражает Харун.
