– Он что-нибудь рассказал?
– Нет. Один из них, сдается мне, неплохой актер.
– Или оба, – заметил Ник. – Допросная готова.
– Хорошо.
– Кстати, большинство маньяков – отличные притворщики. Тед Банди, например…
Выслушивать очередную биографию Чендлеру не дал вопль Хита из камеры.
– Что такое? – спросил Чендлер, открывая задвижку.
Хит прижался к щели.
– Мне больно. Кажется, ребро сломано.
– Раньше вы на это не жаловались.
– Жаловался, тем двоим. Они даже не стали слушать. Понимаю, вам запереть человека без повода – раз плюнуть, такое сплошь и рядом творится, но я, между прочим, задыхаюсь.
Он прижимал руку к окровавленному боку, сопровождая речь сиплым стоном. Трудно было сказать, притворство это или нет.
– Сейчас разберемся, – пообещал Чендлер.
– Вы позовете кого-нибудь? – рявкнул Хит.
– Мистер Баруэлл, я же сказал: разберемся.
Чендлер отправился назад. Проходя мимо камеры номер три, он остановился. Несмотря на вопли Хита, оттуда не доносилось ни звука. Шевельнулась необъяснимая тревога: а не исчез ли Гэбриэл снова? Решив посмотреть, как ведет себя новый заключенный, сержант открыл задвижку и с облегчением увидел, что тот лежит на койке, свернувшись калачиком и уставившись на стену, как будто Хит мог в любую минуту проломиться сквозь нее. Он выглядел жалким и напуганным. Несмотря на явные травмы, жалоб от него не поступало.
Ситуация складывалась непростая. Допустить к подозреваемым врача значило потерять драгоценное время, которое можно было бы потратить на допрос. Отказ в медицинской помощи мог повлечь судебный иск в адрес полиции и сыграть на руку адвокату на суде. Выбора не оставалось.
– Вызови доктора Харлана, а потом сообщи, чтобы снимали кордоны, – приказал он Нику, раздумывая отправить его с врачом осматривать Хита, пока сам будет допрашивать Гэбриэла.
Нет, решил он, оставлять пожилого врача и зеленого юнца наедине с потенциальным убийцей слишком опасно.
Чендлер оставил Митчу на автоответчике сообщение, что Гэбриэл сидит в камере. Только он повесил трубку, как Митч перезвонил.
– С подозреваемым ничего не делать, сержант Дженкинс. Дождитесь меня. И не спускайте с него глаз.
Чендлер узнал эти резкие интонации: Митч всегда злился, когда кто-то его обходил. В этой ситуации Чендлер считал себя правым – как ты со мной, так и я с тобой, – однако раздражение начальства вызывало еще и пьянящее чувство превосходства.
Митчу добираться минут двадцать, не меньше, доктор Харлан Адамс явился через две. Он жил метрах в двухстах от участка. Врач тяжело навалился на регистрационную стойку. Массивный живот раздувался и сдувался, напоминая одно огромное легкое.
– Ну, что тут у нас? – спросил Харлан сквозь одышку.
– Может, передохнете пару минут?
Врач отмахнулся, мол, пустяки.
– Мы задержали двоих, – продолжил Чендлер, – лет двадцать пять – тридцать. У обоих ссадины и ушибы. Один жалуется на затрудненное дыхание, подозревает перелом ребер.
– Самодиагностика, – скривился Харлан и поправил очки, чтобы те уселись в ложбинку на переносице. – Самодиагностикой, друг мой, занимаются ипохондрики и полоумные. Уверен, все с ним в порядке.
– Может, сначала взглянете?
– Конечно. За этим я и пришел.
– Однако должен предупредить: близко к нему не подходите.
Харлан вскинул кустистую бровь.
– Это еще почему?
Чендлер знал, что обязан предостеречь врача, но также мог предугадать его реакцию: любопытство, ужас или пиетет. Обычно Харлан имел дело с пьяницами да бродягами, которые максимум могли разбить друг другу лицо. Ранения Гэбриэла и Хита на первый взгляд относились к этой же категории, а вот серьезность преступления – нет.
У входа в коридор Чендлер остановился.
– Никому ни слова о том, что вы здесь увидите. Пообещайте мне, Харлан.
Глаза врача, увеличенные мощными линзами, замигали.
– Пообещайте. Ради вашей же безопасности никому ни слова.
– Буду нем как рыба.
Чендлеру оставалось лишь надеяться, что это правда. Харлан Адамс любил поболтать, особенно когда выпьет. Желание посплетничать заставляло его забыть даже про клятву Гиппократа. Увы, других врачей в городке не было. Молодых специалистов в такую глухомань не затащишь.
Несколько секунд Харлан молчал, однако выдержать интригу его мозг все-таки не мог:
– Так кто кого подрал? Наши? Шахтеры? Местные? Родня? У нас здесь так скучно, что рукоприкладство считается за хобби.
Взявшись за ручку двери, Чендлер придержал одутловатого врача за плечо. Его рубашка была насквозь потной.
– Нет, это не наши. Еще раз: будьте осторожны.
Полный серьезности голос Чендлера отрезвил Харлана – по крайней мере, ненадолго.
– Так кто же у вас там? Похоже, кто-то очень опасный.
– Так точно, доктор, – ответил Чендлер. – Так точно.
* * *
Начать осмотр решили с Хита. Чендлер дежурил неподалеку, готовый вмешаться. Болтливая натура не мешала Харлану профессионально выполнять свою работу. Он извлек бездонный запас марли и ватных палочек и принялся вытирать Хиту лицо, попутно объясняя присутствующим, что бояться нечего: синяки, царапины да разбитая губа. Достаточно все промыть и можно обойтись без швов.
А потом он решил завести разговор с пациентом.
– Ну, и за что ты сюда попал? – спросил Харлан, отчищая царапину на щеке Хита от въевшейся пыли.
– Харлан, – строго сказал Чендлер.
– Они думают… – начал Хит.
– Мистер Баруэлл, вас тоже касается, – перебил его Чендлер. – Еще одно слово, и я увожу врача.
– Ты аккуратнее, сынок, не то кончишь как Дохляк Бишоп. – Харлан озорно ухмыльнулся. – Он тоже считал себя невиновным, однако посидел тут, и, несмотря на все улики – точнее, их отсутствие, – оказалось, что виноват все-таки он!
– Харлан, я сейчас вас выведу! – повысил голос Чендлер, хотя и понимал, что, затыкая рот врачу, только придает веса его выдумке.
– Какой такой Дохляк? – испуганно спросил Хит, видимо поверив, что и его ждет подобный исход.
Хихикая себе под нос, Харлан опытными движениями ощупал грудную клетку подозреваемого. Хит отдернулся и поднял руки, как будто желая отгородиться от врача. Чендлер уже был готов вклиниться между ними, но Харлан убрал пальцы, и Хит успокоился.
Врач сделал шаг назад и задумчиво почесал выбритый подбородок. Только тогда Чендлер обратил внимание, как сильно у него колотится сердце.
