– Когда я задала этот вопрос Яре, она ответила, что не знает. И я ей почему-то поверила.
– Ну и… – Флориано бросил на меня заинтригованный взгляд. – И куда же вы двинетесь дальше?
– Понятия не имею. Помнится, вы говорили, что поищете дату смерти Кристины в метрических книгах.
– Ничего не нашел. Все, что нам известно, она покинула Бразилию и уехала куда-то за границу. Майя, вам не трудно будет повторить мне все то, что рассказала вам сегодня Яра? – попросил меня Флориано. – Я уже настолько сам погрузился в эти поиски, что сейчас горю желанием узнать и все остальное.
– Только пообещайте мне не описывать всю эту историю в своих романах, – сказала я полушутя, полусерьезно.
– Я пишу беллетристику, Майя. А ваша история – это реальная жизнь. Но даю вам слово, что не стану этого делать.
В течение получаса я пересказывала Флориано все то, что запомнила из рассказа Яры. Затем протянула руку к своей сумочке и извлекла оттуда четыре конверта с письмами, которые она отдала мне при прощании.
– Я их еще не читала. Возможно, потому что нервничаю. Почти как Густаво, когда он забрал у Лоен письмо Изабеллы, адресованное Лорену, – призналась я, вручая письма Флориано. – Яра сказала, что эти письма были написаны Лореном в те дни, когда Изабелла на фазенде ухаживала за умирающей матерью. Хочу, чтобы вы прочитали их первым.
– С радостью. – Я увидела, как загорелись глаза Флориано. Сама я тоже почти не сомневалась, что в них содержатся новые весомые факты, которые помогут собрать воедино эту старую семейную головоломку.
Я молча смотрела, как он достал из первого конверта пожелтевший от времени листок бумаги и погрузился в чтение. Но вот Флориано оторвался от чтения и взглянул на меня. Лицо его приобрело растроганное выражение.
– Да, месье Бройли, скорее всего, был талантливым скульптором, но, судя по этим строкам, литературный дар тоже был ему не чужд. – Флориано слегка склонил голову набок. – И почему это все, написанное на французском, сразу же приобретает некий особый поэтический флер? Вот. – Он протянул письмо мне. – Теперь читайте вы. А я постараюсь с моими школьными знаниями французского разобраться во втором письме.
– Боже мой! – воскликнул он спустя несколько минут и повторил вслух мои собственные мысли. – От этих писем слезы наворачиваются на глаза даже у такого старого циника, как я.
– Согласна. Одно дело – слушать, как рассказывает Яра о любви Изабеллы и Лорена, и совсем другое – читать настоящие письма, как бы снова возвращающие всю эту историю в реальную жизнь, – прошептала я. – Знаете, хотя любовная история Изабеллы завершилась такой трагедией, я все равно завидую ей. – Я подлила себе вина.
– А вы сами были когда-нибудь влюблены? – в своей прямолинейной манере поинтересовался у меня Флориано.
– Однажды. По-моему, я уже упоминала об этом, – поспешно отреагировала я на его вопрос. – И тогда же сказала вам, что ничего хорошего из моей любви не получилось.
– Да, припоминаю. И этот один-единственный опыт запугал вас на всю оставшуюся жизнь. Выходит, так?
– Там было все гораздо сложнее, – обиженно возразила я.
– Все любовные ситуации всегда сложны. Взгляните на ситуацию, в которой оказались Изабелла и Лорен. Когда читаешь письма, то на первый взгляд видишь перед собой только влюбленных друг в друга мужчину и женщину.
– Мой любовный роман начинался приблизительно так же. Но закончился совсем по-другому.
Я зябко поежилась, наблюдая за тем, как Флориано раскуривает очередную сигарету.
– Можно мне тоже? – неожиданно попросила я у него.
– Пожалуйста! – Он протянул мне пачку.
Я закурила и с наслаждением сделала глубокую затяжку, потом с улыбкой взглянула на Флориано.
– Не курила со студенческих времен.
– Вот бы и мне проявить такую же силу воли. Увы! Валентина все старается убедить меня завязать с курением. Может быть, в один прекрасный день я так и сделаю. – Он тоже глубоко затянулся. – Так тот человек… ваш возлюбленный, который разбил вам сердце… Не хотите рассказать мне свою историю поподробнее?
Четырнадцать лет я хранила молчание, делала все возможное и невозможное, чтобы избежать разговоров на эту тему. И вот, нате вам! Сидя на террасе под крышей в обществе мужчины, которого я почти не знаю, я вдруг почувствовала, что почти готова исповедоваться перед ним. Какого черта?
– Если не хотите, Майя, то и не надо, – тут же пошел на попятную Флориано, видно, заметив страх в моих глазах.
Однако инстинктивно я вдруг поняла, зачем пришла к нему сегодня вечером. За тем, чтобы наконец выговориться сполна. Семейная история, которая открылась мне за последние несколько дней, смерть Па Солта, все это вместе взятое, словно выпустило наружу ту боль и то чувство вины за содеянное, которые мучили меня все эти годы. А тут рядом Флориано, непростая жизнь которого зеркально и одновременно непредвзято отражает мое одинокое и никчемное существование.
– Нет, я расскажу вам все как было, – выпалила я на одном дыхании, боясь передумать. – В мою бытность в университете я познакомилась с одним человеком. Он был на пару лет старше меня. У меня подходил к концу второй семестр второго курса, а он учился уже на последнем курсе, готовился к выпускным экзаменам. Я влюбилась в него без памяти и повела себя очень безрассудно и глупо. Когда я приехала домой на летние каникулы, то поняла, что беременна. И уже поздно что-либо делать. И тогда, – я вздохнула, понимая, что должна закончить свой рассказ как можно скорее, пока не сломаюсь и не разрыдаюсь, – Марина, это та женщина, которая воспитала всех нас шестерых, я вам о ней рассказывала, помогла мне все устроить. Я уехала в другое место и там родила. А потом… – я собрала в кулак все свое мужество, чтобы произнести вслух то, что собиралась сказать, – когда малыш появился на свет, я тут же отдала его на усыновление.
Я сделала большой глоток вина и стала энергично тереть глаза кулаками, пытаясь поставить барьер на пути водопада из слез, который вот-вот готов был политься из моих глаз.
– Майя, все нормально. Поплачьте, если вам так будет легче. Я все понимаю, – ласково проговорил Флориано.
– Такое… Я никому и никогда не рассказывала об этом, – призналась я, чувствуя, как трепещет сердце в моей груди. – И мне так стыдно… так стыдно…
Слезы брызнули из глаз, хотя я из последних сил старалась не расплакаться. Флориано подошел ко мне, уселся рядом на диване и полуобнял за плечи. Он гладил мои волосы, а я в это время бормотала что-то бессвязное о том, что нужно было проявить твердость характера и оставить ребенка, несмотря ни на что. А еще о том, что минуло уже столько лет, но не проходит и дня, чтобы я ни вспомнила тот страшный момент в моей жизни, когда спустя всего лишь несколько минут после рождения ребенка его тут же забрали у меня.
– Они даже не позволили мне взглянуть на его личико, – рыдала я навзрыд. – Сказали, что так будет лучше для меня.
