– А мне казалось, что тебе уже известно, кто это все сделал…
– Ну, в общем, да. Но мы не можем заявить, что все так просто. – То, что Мелани пыталась защищаться, выдавало ее с головой. – Я все еще жду результаты вскрытия. И записи телефонных разговоров. Кроме того, у нас нет убедительного мотива.
– Э-э-э, прости меня, но я видела его физиономию.
– Люди говорят, что они любили друг друга.
– Ага, конечно.
– А я думала, что цинизм – это часть моей работы.
– А она-то как, выживет? Жена? Иначе все расследование теряет смысл.
– Не знаю. Кстати, я прямо сейчас еду в больницу. Купить что-нибудь в городе?
– Хомити-пай
[32].
– Не поняла?
– Хомити-пай.
– А что, ради всего святого, это за хомити такой?
– Ты и вправду безнадежна, Мелани. Это все из-за того, что ты питаешься в столовках.
– Прости.
– Нет, не прощу. К твоему сведению, хомити-пай – это утонченная смесь картофеля, лука и чеснока в легком песочном тесте.
– То есть это просто пирожок с начинкой.
– Нет, я так больше не могу…
Теперь наступила очередь Мелани улыбаться. Она нашла свою соседку по объявлению в газете, когда перебралась в Плимут. И не ожидала, что та задержится надолго, особенно после того, как Синтия сообщила ей, что владеет домом, относящимся к Викторианской эпохе, с окнами, выходящими на Певерелл-парк
[33], хотя у нее явно не хватало средств на его модернизацию. В спальнях отсутствовало центральное отопление, не было нормального душа. Но Мелани очень быстро влюбилась в этот контраст между привычкой к изысканной кулинарии и буйством красок выкрашенных полос из хлопка и собственной работой, со всеми ее алкоголиками, проститутками, насилием и убогими, мерзкими – если говорить о нынешнем периоде, – мелкими преступлениями. По правде говоря, реальные убийства случались довольно редко, и именно поэтому она была обижена тем, что ее подключили к расследованию дела в Тэдбери. Синтия права. Это совсем не похоже на настоящее расследование убийства. И если Джил умрет, даже предъявлять обвинения будет некому.
– Тогда встретимся вечером.
– И, скорее всего, ты найдешь меня в чане со свекольной краской.
* * *
Больница города Дарндейл, как и большинство ее многоэтажных современниц, выглядела настолько же мрачно, насколько были мрачны страдания, в изобилии присутствовавшие в ее палатах. Совсем рядом с главным входом пациенты с лишним весом, одетые в дешевые вещи, прятались от обслуживающего персонала, затягиваясь сигаретами. При этом Мелани не заметила, чтобы кто-то из них осознавал всю иронию этой ситуации. Внутри было немногим лучше. Инспектор на мгновение остановилась перед буфетом и взглянула на прилавок. Уже давно шли разговоры, что этот буфет должны заменить на салатный бар, но она вновь столкнулась со смотревшими на нее из витрины с издевкой пирожными с кремом, пончиками и сосисками в тесте.
– У вас есть хомити-пай?
Необъятных размеров женщина средних лет, стоявшая за прилавком, вся порозовевшая от близости гриля, безучастно пожала плечами. Мелани осмотрела кондитерские изделия и пирожки и ретировалась.
Джил Хартли все еще была в реанимации на четвертом этаже. Честно говоря, в этом посещении не было никакого смысла, но Мелани хотела еще раз взглянуть на женщину, находящуюся в центре расследования – первого, которое ей поручили возглавить после повышения и перевода в Девон. А кроме того, ей пообещали, что будет возможность поговорить с врачом, ведущим Джил, который скоро должен был пойти на обход. Мелани было необходимо, чтобы эта женщина пришла в себя, иначе Синтия окажется абсолютно права. Предварительное вскрытие не указывало на наличие кого-то третьего.
Кома Джил, как удалось выяснить Мелани, не имела никакого отношения к ножевой ране и явилась результатом повального увлечения мраморными столешницами: Джил здорово раскроила себе голову, когда падала на пол. Часть мозга вышла наружу, и именно поэтому ее ввели в медикаментозную кому – чтобы дать время отеку опасть. Одному Богу известно, каков реальный масштаб ущерба. Рана в животе вызвала большую кровопотерю, но жизненно важные органы не пострадали. В этом смысле женщине повезло.
«Или не повезло…» – подумала Мелани, глядя на плотные шторы в палате и представляя себе, что ждет несчастную, когда она придет в себя. Повреждение мозга? Или – почти наверняка – тюрьма? Из коридора не доносилось никаких звуков, но инспектор могла представить себе шум вентилятора и гудение других приборов. Возле кровати находилась седовласая женщина в черной кофте. Круги под ее глазами были настолько темными, что их цвет совпадал с цветом кофты.
Мелани увидела, как изменилось лицо женщины, когда она подошла и предъявила свой жетон. Бывали моменты, когда работа и миссия делали ее действия очень важными и оправдывали любое вмешательство…
– Мы всё еще не можем в это поверить.
…Но только не сегодня. С матерями всегда было сложнее всего.
– Понятно. Для вас это, должно быть, жуткий удар, миссис?..
– Бэйнз.
– Миссис Бэйнз.
– Они были так счастливы друг с другом…
Мелани промолчала.
– По крайней мере, они казались счастливыми. – Мать Джил пошевелилась в кресле.
– Послушайте, это необязательно делать сейчас, но, может быть, если у вас есть силы, вы ответите на несколько вопросов?
– Простите?.. Ах да, конечно. – Внезапно она возбудилась, посмотрев на дочь. – Только давайте не здесь. Говорят, что Джил может всё слышать.
Какое-то время они неловко стояли в коридоре; мимо них проходили посетители, многие из которых ничего не видели вокруг.
«Простите, не подскажете, как пройти в кафетерий?»
– Так, значит, миссис Бэйнз, вы не знаете ни о каких проблемах, которые беспокоили вашу дочь в последнее время?
«Простите, а рентгеновский кабинет на этом этаже?»
«Послушайте, у нас конфиденциальная беседа…»
В конце концов, им пришлось перейти в небольшой альков возле лифтов.
– Вы, наверное, думаете, что кто-то из них изменял, да? Или занимался чем-то незаконным, вроде наркотиков или азартных игр? Ведь именно об этом все сейчас шепчутся в Тэдбери, не так ли?
– Боюсь, что досужие домыслы нам ничем не помогут, миссис Бэйнз. Мы просто пытаемся выяснить, что произошло.
