Была даже обложка, наклеенная на картонку, – чтобы все видели: книга настоящая, в переплете, на, читатель, бери в руки, читай! Короче, полностью “готовый романс”, так и не дождавшийся своего исполнителя.
Что-то гудело у меня в ушах. То ли огонь внутри? То ли это соседи включили пылесос? Я взяла мою папку, обняла на прощание святую Маргариту и, не оглядываясь, побежала по лестнице.
Глупая у меня всё-таки привычка, несолидная: стоит разволноваться хотя бы немного – кидаюсь бежать со всех ног, а ведь мне уже немало лет, со стороны может показаться, что съехавшая с катушек тетка убегает из сумасшедшего дома. Она бежит, не разбирая дороги, это же Чертаново, что вы хотите? Грязь, лужи, лед, поздний снег почерневший, но – весна есть весна, и ты дожил до нее!..
Всё мое существо затопляли вибрации мира, излучаемые этой Землей.
Я вспомнила, как мы с классом ходили во МХАТ на “Синюю птицу” – в проезд Художественного театра. Елена водила нас. Я всё запомнила до мелочей. Особенно антракт, когда я потрогала в оркестровой яме барабанщика за голову. У него была теплая, приятная на ощупь лысина. И все дети стали трогать. А он молчал и улыбался.
Милая моя, дорогая, Елена Фёдоровна, простите меня!!!
Дома я вытащила из папки рукопись и нашла то место, где Елене велели вызвать меня на родительское собрание.
“– Вы должны принять меры и как следует ее пропесочить, – сказала Евдокия Васильевна. – Поскольку благодаря “Морю грозному” мы попали в неприятное положение. Нас будут склонять в самых высших инстанциях, и теперь нам не видать, как своих ушей переходящего красного знамени «Зарницы»”.
То, что следовало потом в этой главе, я тщательно замазала белилами, подождала, пока белила высохнут, и от руки написала:
“Елена выслушала ее пустые речи, подняла голову, устремив свой взгляд прямо в пасть тигра, и произнесла своим великолепным голосом:
– Вселенная, безбрежный Космос, великая земля и я, Елена Фёдоровна Голицына, живущая в этом мире. Один удар моим посохом – и всё это разлетелось на мелкие кусочки. Так мы должны встречать смерть, а также иметь дело с непослушными людьми и собственной тщедушностью”.
Дальше я принялась искать золотую нить единства, проходящую через факты и события наших судеб, и вдруг стала изумленным свидетелем того, как всё пошло-поехало иными дорогами, стезями, руслами, артериями, трассами, колеями и тропинками… Как в поступательном движении постепенно возникло и окрепло движение вспять. Причем одновременно – я это почувствовала! – происходило сглаживание острых углов на точильном камне небес.
Я думала о реках, о деревьях и обо всём этом ночном мире, прося помощи у зелени и ветра, луны и моря, говоря с травой.
Малые старания моего сердца расширились до безмерных пространств космической любви. Ночь была на исходе, а с ней – и всё, что заключает в себе время и преображение.
Вставало солнце.
Сказочный Небесный Петух с сияющими перьями, сбытый незадорого на Птичьем рынке пьяным Кучегоровым, громко возвестил о наступлении утра.
