Возле клоунской комнаты («Надо говорить “клоунская комната”, а не гардеробная!» – настаивал Ю. Н.) табличка: «Олег Попов», «Карандаш», «Альперов»… Кругом ящики, запакованная мебель, лампы, вешалки, зеркала…
– Как себя чувствуем, Юрий Владимирович? – на бегу спросил кто-то.
– Замечательно! Завтра похороны… – с легкостью отозвался Никулин.
– Хочу все сохранить – когда станем открывать новый цирк, старый новый цирк, – сказал Юрий Владимирович. – Та же мебель будет стоять в кабинете, тот же самый диван, тот же самый – висеть абажур. Этот шкаф – в нем лежат моя клоунская шляпа и мои клоунские ботинки. Мало ли, вдруг придется выйти на манеж…
– Юрочка! Посмотри, какие костюмы остались от Чинизелли…
– Зоя – наш костюмер, – познакомил нас Юрий Владимирович.
– Так не хочется с вами прощаться, – сказала Зоя.
– Да никто и не прощается! – ответил Никулин.
Когда старый новый цирк на Цветном бульваре открылся, развернули занавес, подмели манеж от строительной пыли, грянул цирковой марш, зазвучали смех и аплодисменты зрителей, его директор вышел на ковер в своем клоунском костюме. И запел песню, которую сам сочинил:
Спасибо, цирк, за красоту твоей души,
Спасибо, цирк, за доброту, за веру в жизнь,
Спасибо, цирк, за праздник твой,
Короткое свидание с мечтой…
Мы сидели у самого бортика, на каком-то металлическом ящике. Чуть ли не на манеже. Так все было ничего, а когда кони поскакали, мы с Серегой струхнули и спрятались за бортик.
На этот ящик нас посадил сам Юрий Владимирович. Перед премьерным спектаклем он встретил нас у входа:
– Значит, ты, рыжик, правнук Степана Степановича? Вижу породу! В нем есть что-то наше, клоунское, – сказал Никулин и пожал Сереже руку.
Больше мы с Юрием Владимировичем не виделись. Но пути наши снова пересеклись – круг разомкнулся, чтобы сомкнуться во времени. Никулин умер во время операции на сердце в клинике Александра Семеновича Бронштейна. Того самого Александра Семеновича, который помог мне сохранить Сережку, еще не родившегося, когда его мама – то есть я – на восьмом месяце поступила по скорой помощи в Седьмую горбольницу с приступом острого аппендицита. Александр Семенович организовал моментальное обследование, позвал самого лучшего в больнице хирурга, и все закончилось для нас хорошо.
…Старый клоун уходит… Победы свои и потери,
словно старый солдат, навсегда он уносит с собой.
Осторожно, осторожно, не скрипните, двери, –
он прощается с цирком, как с любовью своей и судьбой…
А тогда, после представления, мы ехали в метро, оглушенные светом рампы, трубами музыкантов, перед глазами скакали кони и летали воздушные гимнасты. Как величайшую драгоценность, несли мы домой фотографию Никулина с надписью и автопортретом. Поскольку Юрий Владимирович надписал фотографию на обороте, мы придумали повесить ее на ниточку. Чтобы она поворачивалась к нам то лицом Никулина, то автографом.
Еще был один секрет, который я сейчас открою – спустя столько лет! Юрий Владимирович подписал свою фотографию только мне и Сереже. А чтобы Лёне было не обидно, я взяла и прямо в метро, по дороге, вписала его имя никулинским почерком.
Этот почерк – летящие смешные буквы – теперь всегда напоминает мне, что наша жизнь куда веселее, чем нам кажется. И что клоун Юрик стоит за цирковым занавесом – глядит в щелочку, как мы работаем на манеже, и переживает за нас.
* * *
Бывают голоса, которые создают атмосферу, наполненную кислородом. Вы, наверное, сами ощущали: мы как будто получаем благословение, услышав чей-то голос. И когда человек уходит, а звук его голоса продолжает поддерживать и вдохновлять очень многих людей, клянусь вам, я испытываю мистический трепет перед этим явлением.
Что это? Характерная окраска, сообщаемая голосу обертонами, призвуками? Особо организованная система звуковых колебаний? Тон? Оттенок? Колорит? Голос может быть совсем не такой благозвучный с точки зрения кастинга дикторов или диджеев, но если он исходит от светлого, умного, талантливого души-человека, тот становится до того любимым и родным, что все его воспринимают как близкого родственника.
Какой уж такой особенный голос – у Юрия Никулина? Однако мы с радостью узнаем его из миллиона. Или же у Марка Бернеса? Злопыхатели в газете «Правда» трубили, что он безголосый певец, но люди, наделенные даром интуиции, по чувству, исходящему от его песен, прекрасно понимали: Бернес – великий артист, он «поет душой».
Вряд ли голос корреспондента радиостанции «Юность» Аркадия Ревенко назовешь виолончельным. Или хриплый, как будто вечно простуженный, голос журналиста Максима Кусургашева! Тогда почему где-то меж Кандалакшей и Апатитами, за три месяца одурев от белых ночей, комаров, дождей и болот, одна, в глухой тайге, услышав его сквозь потрескиванья в маленьком приемничке, я сразу воспряла духом и как-то особенно остро ощутила прям-таки жизненную необходимость радио для человечества, особенно в тайге, в глуши, на далеких полустанках… И в каком-нибудь заброшенном селе… И для одинокого человека, затерявшегося в московских переулках.
Похоже, дело тут все-таки в масштабе личности.
Так в ноосфере нашей планеты звучит голос Юрия Визбора, негромкий и улыбчивый. Визбор – Эдисон в журналистике, всюду, куда бы ни забрасывала его судьба, с ним был уже заранее включенный микрофон: он мчался с Чегета на лыжах, огибая скалы и уступы, и одновременно вел репортаж с места событий. Задыхаясь от недостатка кислорода, бормотал в микрофон, что он видит и чувствует, поднимаясь на Памир, Тянь-Шань и прочие колоссальные возвышенности над уровнем моря. Все эти рискованные приключения он фиксировал на пленке – прерывистое дыхание, скрип снега под ногами, сорвавшийся камнепад, эхо далеких лавин.
Визбор говорил о своей жизни так:
«Я рыбачил, стоял с перфоратором смену, менял штуцера на нефтедобыче, подучивался навигаторскому делу, водил самолет, участвовал во взрывных работах, снимал на зимовках показания приборов, был киноактером, фотографии выставлял в Доме журналистов, прыгал с парашютом, стоял на границе в наряде, служил радистом и заработал I класс, ремонтировал моторы, водил яхту, выступал с концертами, чинил радиоаппаратуру, тренировал горнолыжников, был учителем в школе, работал на лесоповале, водил в горах и на севере альпинистские и туристские группы, строил дома, занимался подводным плаваньем. Вот, пожалуй, и все.
Не, не все. Я еще журналист. Все это я делал во имя своей основной и единственной профессии. Во имя и для нее».
И – спохватившись:
«Еще я сочинял песни, рассказы, пьесы, стихи».
В честь Юрия Визбора названы горные вершины: пик Барда Визбора (Алтай) и пик Визбора (Памиро-Алтай). На Памире и в Забайкалье существуют перевалы Визбора, по Икшинскому водохранилищу ходит буксир «Юрий Визбор». На горе Чегет (Кабардино-Балкарская Республика) установлена мемориальная доска, его именем назвали звезду в небе…
