Я всякий раз боялась – вдруг приду, а мой стул занят.
Лёня успокаивал меня:
– Иди, не бойся. Обязательно найдется свободное местечко. Кому-нибудь дома скандал устроят: «Куда? Всю неделю тебя нет дома, а теперь и по субботам с воскресеньями не будет? Мамка мне говорит: “Какие гуманоиды? У него там, наверное…” – А он: “Маш, ну, Маш!” – “Давай-давай, с детьми на прогулку! Гуманоиды!”» Вот на его место и сядешь.
Я неистово, буйно формировала и углубляла свое космическое сознание, как рекомендовал нам философ Г. И. Куницын.
А заодно и космическое сознание радиослушателей.
– Для великой философии, – вещал вдохновенно, расхаживая по сцене, Георгий Иванович (его речи мы с Жанной, практически не монтируя, на свой страх и риск транслировали в эфир), – связь с космосом никогда не была неожиданностью. Древний грек Анаксимандр утверждал, что жизнь на Земле возникла не спонтанно и не сама собой, но имеет космический характер. Джордано Бруно провозгласил идею множественности обитаемых миров. Родоначальник немецкой классической философии Иммануил Кант ни на секунду не сомневался, что Земля – часть космической вселенской системы. Русский философ Николай Федоров всерьез размышлял о преодоленной смерти в масштабах Вселенной. Школьный учитель физики и математики Циолковский, уникум, с детства тугой на ухо, самоучка, считай, на пустом месте наметил все пути земной космонавтики и ракетостроения на ближайшие несколько веков! Он так и говорил: «Для меня ракета не самоцель, а средство достижения иных миров». Поскольку был убежден, что наша вселенная таит миллион миллиардов цивилизаций. «А что там в других вселенных?..» – вопрошал Циолковский, глядя в небо, а потом опускал голову и быстрым почерком записывал в тетрадь «Космическую философию», «Космическую этику», «Волю Вселенной», «Грезы о Земле и Небе», как будто сверху ему диктовали слышный ему одному небесный диктант. Профессор Вернадский! Александр Чижевский, открывший солнечные бури, за что несколько лет отсидел в тюрьме! И тот и другой высказывали похожие гипотезы. Причем все эти бесчисленные цивилизации, считал Кант, человеческого типа. Того же мнения придерживался писатель-фантаст Иван Ефремов. Разумная цивилизация, говорил он, должна быть гуманоидной! Из космоса могут прийти только человеческие сущности. Пусть мы, земляне, замешаны на углеродной основе, а посланцы иных миров – на фторовой или кремниевой, Нравственный Закон, провозглашенный Кантом, идет из протоцивилизации. Это уважение ко всему живому, сократовское «Единство Истины, Добра и Красоты» – применительно к Мирозданию. «Я никогда не перестану восхищаться двумя вещами, – сказал Иммануил Кант, – звездным небом над головой (он подразумевал мировой разум) и нравственным законом в моем сердце!»
Зал рукоплескал.
Георгий Иванович Куницын обвел горящим взором взбудораженную публику, вознес руку, словно пушкинский Медный всадник, остановивший над бездной коня, и произнес:
– Не обязательно всем думать, как я. Моя задача – загнать вам под череп ежа, чтобы он вас подвиг на собственные концепции!
– Георгий Иванович – это песня! – восхищался Куницыным Владимир Георгиевич Ажажа.
А мой сын Серёня, которого я умышленно прихватила с собой для формирования его космического сознания, мрачно заметил:
– Какая-то взрослая бубня! Понимаю, если б ты еды взяла – нашу большую черную сумку, – ворчал он по дороге домой, – я бы все время ел, пил пепси-колу и молчал. А так?! Ни одного слова не понял!
Я же отвечала ему сердито:
– Больше слов надо знать. Стыдно семилетнему ребенку скучать на шестичасовой ученой лекции. Позор!
Поздно вечером я увидела, что он сидит с большой общей тетрадью и на обложке печатными буквами пишет:
Недавно я нашла эту тетрадь. На первой странице там нарисован человек у окна – спиной к зрителю, с чайником в руке. А под ним стихотворение:
Мне кажется, мой папа –
инопланетянин.
Он длинный весь, худой,
большеголовый.
Он любит чай пить
и конфеты кушать,
И радио он почему-то
любит слушать.
Наверное, на той планете
дальней,
С которой прилетел
мой папа Лёня,
Ни песен не поют,
ни чайника не ставят,
Конфет не продают
и май веселый не встречают.
И он глядит на небо
утром ранним.
А я боюсь, чтоб он
не улетел.
* * *
На первых порах лучше попробовать взять интервью у родных и близких, чем опростоволоситься, выйдя с микрофоном в «открытый космос». Они с удовольствием расскажут свою жизнь, вспомнят детство.
Кстати, если это сделано с умом, душой да плюс еще умеючи, могут получиться неплохие вещи. Большинство из нас, даже радийщики, не придают подобной архивации никакого значения, а зря.
Мои родственники – музыкант дядя Миша-трубач, его жена тетя Ася, она работала психологом в интернате для глухонемых детей, и дочь их Маша – в конце 80-х уехали в Америку. А я давно пишу роман о своих стариках и лет примерно шесть тому назад попросила:
«Маш, сделай хорошее дело, которое и самой тебе пригодится. Позаписывай дядю Мишу – какие-то подробности, предметное окружение, как разворачивалась судьба, кто был рядом и какие он запомнил события. Не думай, что это бесконечная история, поскольку память удерживает только самые значительные эпизоды или особенно яркие впечатления.
О музыке – как она вошла в его жизнь? О первом учителе, первом инструменте. Дальше – война (он был сыном полка, трубачом), помнишь, баба Мария говорила: “Я знала, что Миша любит жареную картошку, и специально всегда жарила картошку к его приходу!”
Конечно, как встретился с тетей Асей, как влюбился. Наверняка там будет много трогательного и смешного. Что она любила готовить, чем привлекла сердце Миши… Эпизоды, случаи…
Конечно, гастроли, цирк – обязательно – во всех подробностях, цирковой оркестр… все-все меня интересует. И тебя ведь, конечно, тоже? Может, Миша бережет какие-то старые письма? И о любви – как можно больше о любви! Не хочется дать таким людям исчезнуть в клокочущей Вселенной. Начинай потихоньку, посылай порциями».
«Привет, дорогая наша Мариночка! – отвечает мне Маша. – Как замечательно, что у меня теперь есть твой адрес и я могу с тобой пообщаться! Значит, ты работаешь над новой книгой и тебе нужна страничка о папе? Дай мне знать, что бы ты хотела отобразить: биографические данные? или пару ярких эпизодов (папа работал в Театре киноактера, в цирке с Никулиным, много делал записей с Силантьевым и Михайловым, да и сейчас играет в оркестре, хотя почти совсем не слышит).
Я порасспрашиваю папу, а ты отберешь, что тебе будет интересно.
Целуем тебя и обнимаем».
