Дождавшись, когда бес взберется на табурет, старик сказал:
– Дурак ты.
– Совершенно верно. Но послушайте, босс, это же такое чудо, что я вас встретил! Теперь уж точно повеселимся, устроим дурные времена. А вы где были?
Старик пристально посмотрел на беса:
– Я уснул.
– Чего-чего?
– Мое времяпрепровождение – не твоя забота.
– А, так конечно, нам довод не нужен
[4]. Не моего ума дело, ага. Особенно потому, что ума у меня маловато. Вообще не соображу, для чего он, если уж начистоту говорить.
– Да, лучше так, Ветроцап.
– Что, соображать? – встревоженно уточнил бес, будто ему велели сделать то, на что он явно не способен.
– Нет, говорить со мной начистоту.
– Ну, это я всегда. А про что?
Старик серьезно взглянул на него:
– Ты мне поклоняешься? И жертвы приносишь?
– Конечно, босс, – недоуменно протянул бес. – Утром, днем и вечером, даже когда отдыхал и никому не досаждал, ну, как я уже рассказывал. С утра первым делом, и последним перед сном, ну и в обед – до или после, это уж как получится, каждый день я поклоняюсь вашему адскому величию, да проклята будет ваша непреложная вековечная грозность и так далее…
– А как ты приносишь жертвы?
– Как полагается. Для начала, все мои деяния и помыслы устремлены к вам, о темный владыка. Всякий раз, как задумываю что-нибудь дурное, как только подкидываю кому-нибудь очередную подляну, то совершаю все ради вашей вящей грозной славы.
– Гм.
Старик наблюдал за единственными посетителями бара – парочкой хмырей за столиком в углу. Они негромко переговаривались, и даже недалекому бесу Ветроцапу было ясно, что хорошими людьми их не назовешь. Чуть погодя, старик устало отвел взгляд, будто ему надоело разглядывать хмырей или его отвлекли какие-то другие мысли.
– Босс?
Старик молчал. Бес испуганно выжидал. Если бы утром, когда он проснулся (свернувшись калачиком на крыше дома Невезучего Рона), ему сказали, что он сегодня обязательно увидится со своим владыкой и повелителем, он запрыгал бы от радости (и свалился бы с крыши). Ему по-прежнему хотелось запрыгать от радости, но уже с опаской. У старика явно что-то было на уме, а бес по опыту знал, что это не сулит ничего хорошего. На всякий случай Ветроцап решил, что осторожность не помешает, и сидел очень-очень тихо.
Наконец старик обратился к нему:
– У меня есть для тебя два дела.
– Что угодно, босс, вы же знаете.
– Во-первых, посмотри мне в глаза.
Внезапно Ветроцап очень испугался. Он сообразил, что на самом деле выжидал не испуганно, а как-то иначе. Уединенно? Нет, было какое-то другое слово, которое тоже начиналось на букву «у». Умильно? Угодливо? А, не важно. Сейчас он действительно испугался. Бес хорошо знал, что от взгляда старика люди абсолютно и полностью шизеют. И не только люди, но и бесы, черти, демоны и даже злобные жракулы, от которых Ветроцапу всегда было не по себе.
С другой стороны, если старик посмотрит на него и сведет его с ума, то Ветроцап никак не сможет исполнить загадочное второе поручение, потому что совершенно ошизеет. Поручить кому-нибудь два дела, а потом лишить возможности выполнить второе было больше в духе Ветроцапа. Старик так никогда не поступал.
– Ладно, – вздохнул бес и медленно поднял взгляд.
Ровно через минуту старик кивнул:
– Хорошо. Ты сказал правду.
От облегчения бесу показалось, что он вот-вот растечется, как желе. В предыдущих шестидесяти секундах было мало приятного. Казалось, что по крошечным извилинам его так называемого мозга ползет когтистый кислотный червяк, который выбрался откуда-то из моря огня, крови и древнего-предревнего праха.
Но теперь все это наконец прошло, и, очевидно, бес выдержал испытание.
– И какое же третье дело, босс?
– Второе, Ветроцап.
– А, ну да. Прошу прощения.
– Так вот, прогуляйся по округе, поищи наших. И всех, кого найдешь – и бесов, и демонов, и жракул, и фамильяров, и тени, и душерезов, и шранков, – приведи сюда. По-быстрому. Немедленно.
– Понял, босс. Будет исполнено.
– Так чего ты сидишь?
– А, ну да.
Бес соскользнул со стула и шмыгнул в ночь. Старик в льняном костюме остался сидеть, погруженный в глубокую задумчивость.
Усталый.
Дряхлый.
Минут через десять два хмыря встали из-за столика в углу и направились к барной стойке, решив ограбить старика.
– Посмотрите мне в глаза, – велел старик.
Пять минут спустя один хмырь перерезал всю семью в доме за шесть кварталов от бара, угнал машину, врезался на ней в стену и немедленно умер.
Второй хмырь вышел в холодную темную ночь и провел недолгий остаток своих дней в картонной коробке под мостом; при каждом вздохе ему чудилось, что под веками шевелятся пауки.
Старик по-прежнему сидел в баре, дожидаясь возвращения беса.
Глава 8
Ханна рассеянно водила вилкой по тарелке. Еда ей нравилась. Всё в гостинице – и ужин, и завтрак, и вот теперь обед – было вкусно. Не так вкусно, как готовил папа, когда был в ударе, но все-таки не мороженая пицца три дня подряд. Просто Ханне совершенно не хотелось есть.
И спала она плохо. Несколько раз в ночи ее будили печальные завывания ветра. Он проносился мимо окон и над крышей домика, протяжно стеная, а потом улетал, будто забыл о горе, из-за которого рыдал, или смирился с ним. На какое-то время все стихало, воцарялась напряженная тишина, а потом завывания начинались снова, громче и протяжнее, будто ветер понимал, что все гораздо хуже, чем кажется, и что надо сообщить об этом всем на свете.
А еще было холодно. Дедушка накинул на нее груду одеял и покрывало, но всю ночь Ханна мерзла и мерзла. Часов в шесть утра, завернувшись в халат и одеяло, она прошлепала из спальни в гостиную. Как ни странно, там сидел дедушка, одетый будто для прогулки. Он смотрел на море, точнее, туда, где было бы море, если бы не было так темно.
– Ты очень рано встал, – сказала Ханна.
– Что?
Дедушка не сразу отвлекся от своих мыслей, но потом сказал, что в гостинице уже сервируют завтрак, поэтому можно пойти и поесть яичницы, чтобы согреться.
Все это время он вел себя как-то странно: то и дело склонял голову набок, будто к чему-то прислушивался, потом досадливо пожимал плечами и снова принимал обычный вид.