– Отборные корешки, княгиня, – заверила знахарка, – один к одному выбирала.
– Помой хорошенько, – распорядилась Софья Витовтовна и повернулась к занятым своими делами стряпухам. – Эй, кто-нибудь! Котелок мне найдите!
Разумеется, для истинной властительницы державы тут же был выставлен полуведерный глянцевый горшок.
Под присмотром княгини знахарка промыла корешки, мелко-мелко их порезала, кинула в емкость и залила водой. С помощью ухвата отправила пузатый черепок глубоко в топку одной из раскаленных печей.
Вскоре оттуда потянулся нежный аромат тушеной моркови
[31], окончательно отводя подозрения от двух странных поварих.
– Последи здесь, чтобы никто не влез, – распорядилась внучка Беруты и удалилась в свои покои.
Вернулась она спустя четыре часа с серебряным кувшином. Вместе со знахаркой литовская ведьма процедила ароматный отвар в покрытую изящной чеканкой посуду, после чего Софья Витовтовна бросила помощнице пару монет и унесла драгоценное зелье с собой.
* * *
Спрятанный под потолком на кирпичном уступе у печной трубы, кувшин оказался забыт до самой зимы.
За это время Вторуша успел еще раз скататься между Галичем и Москвой, доставив от Дмитрия Красного бочку добротного стоячего меда и увезя в ответ бочонок немецкого вина. Юноша похвастался, что лавка его удалась и даже приносит некоторый прибыток. Причем, как и рассчитывала княгиня-мать, изрядную часть заморских напитков покупала местная казна.
Ради такой удачи Софья Витовтовна извела корзину лимонов, повелев выдавить из них сок в бочонок крепленого вина. Сие творение уплыло в Заволочье под наименованием редкостного «ревеневого меда», стоящего вдвое дороже обычного.
Вторуша, обернувшись, поведал, что оный напиток пришелся Дмитрию Красному по душе.
Отвар в кувшине тем временем усох почти до донышка. Софья Витовтовна перелила его в китайскую пиалу, прикрыла тряпицей и вернула на прежнее место.
К весне в мелкой посудинке от поставленной на холодное усыхание жидкости осталась только тонкая маслянистая пленка на самом дне.
Вдовая княгиня собственноручно собрала ее пчелиным воском, катая по донышку маленький шарик размером с половину большого пальца. Софья Витовтовна разминала его и снова раскатывала, снова разминала, а поверх полученного шарика накатала тонкий слой уже обычного воска. А затем очень долго и старательно, с едким прачечным щелоком отмывала себе руки в нескольких сменных водах.
Вдовая государыня проявила огромное терпение, выждав еще лето и дав Вторуше войти галичанам в доверие, а дружбе Дмитрия Красного и Марии Ярославовны окрепнуть. Весной же сорокового года она изготовила еще один бочонок «ревеневого меда».
* * *
Вторуша отчаливал в Галич в конце июля, на добротном ушкуе с полными трюмами товара. Теперь это был уже не юноша, а молодой человек с широкими усами и пушистой бородкой. И хотя он носил пока еще все тот же зипун и ту же шапку, штанами обзавелся добротными, шерстяными, широким кожаным поясом с сумкой и двумя ножами. Вторуша больше не напоминал затюканного раба, а выглядел вольным смертным, имеющим некоторый достаток и уверенным в себе.
И потому, когда перед отъездом он посетил часовенку, лихо сбив перед хозяйкой шапку и низко поклонившись, вдовая княгиня тихо напомнила зазнавшемуся купчишке:
– Не забывай, где спрятана твоя душа, жалкий смерд…
– Я твой верный слуга, великая госпожа, – поспешно уверил ее молодой человек. – Ведаю, чьей милостью вознесен и в чьих руках нахожусь… Не сомневайся во мне, великая госпожа, я – твой верный раб до гроба. Приказывай!
– Получишь у Пелагеи бочонок меда с кислинкой, – сказала Софья Витовтовна. – Отвезешь и хорошо расхвалишь его князю. Потом продашь. Прежде чем отдать товар, бросишь в бочонок вот это… – она раскрыла поясную сумку и достала восковой шарик. – За себя можешь не беспокоиться. Зелье пересохло, в меду будет растворяться неделю или две. Посему поначалу пить вино окажется безопасно. Когда случится странность, на твой мед, многократно проверенный, никто плохого не подумает. И на тебя тоже. Все понял?
– Да, великая госпожа! – Приняв шарик, Вторуша заметно побледнел. Вестимо, только сейчас он осознал, во что ввязался и чем придется расплачиваться за милость литовской ведьмы.
– Ты все понял? – повторила вопрос многоопытная правительница, сразу ощутив перемену в своем лазутчике.
– Да, великая госпожа… – уныло кивнул молодой купчишка, и обреченность в его голосе вполне удовлетворила вдовую княгиню.
Подобная обреченность возникает у людей, не знающих выхода, и потому исполняющих любую волю хозяина. Даже ту, каковая им не по нраву. Не хитрят, не ищут лазеек, не пытаются наложить на себя руки. Просто покорно следуют своей судьбе, ако идущие на заклание овцы.
– Добрые известия должны появиться в Москве еще до Покрова! – твердо потребовала Софья Витовтовна. – Иначе я могу усомниться в твоей преданности.
– Да, великая госпожа… – еще ниже склонился Вторуша. – Я все исполню в точности.
– Не ошибись, – посоветовала вдовая княгиня, решительно развернулась и оставила лазутчика наедине с распятием.
* * *
Водный путь из Москвы в Галич занимает почти месяц – на сей дороге слишком долго приходится идти на бечеве. Еще две недели княгиня-мать мысленно отвела на торговлю – далеко не всегда и не у всех, увы, получается достаточно быстро всучить товар покупателю. И, как всегда, оказалась совершенно права. В точности по ее подсчетам, аккурат третьего октября в Москву из далекого Заволочья примчался гонец, сообщивший, что князь Дмитрий Юрьевич Красный внезапно скончался по непонятной причине.
Софья Витовтовна, услышавшая это известие в Думной палате, при большом стечении людей, покачала головой и громко посетовала:
– Горе-то какое, горе! Такой молодой! Даже жениться еще не успел! Наследников тоже не оставил… Но ничего, не все так страшно. Ведь один из Юрьевичей все еще жив.
И от этого напоминания очень многим царедворцам сразу стало не по себе…
4 декабря 1440 года. Волга у Нижнего Новгорода
Известие о смерти младшего сына Дмитрия Юрьевича разнеслось далеко по обитаемым землям, и очень многие соседи сделали из сего верные выводы. Той же зимой в окрестностях Нижнего Новгорода появились быстроногие татарские разъезды. Они перехватили несколько неудачно оказавшихся на зимнике обозов, растеклись по дорогам, ведущим к беззащитным деревням, поймали кого-то из зазевавшихся крестьян.
Новгородцы заперли ворота, выдвинули в слободы отряды ополчения, быстро организовали на улицах завалы. Однако же татары, вопреки обыкновению, затевать штурма и разорения не стали. Так и не дождавшись обычного удара в спину от галичской дружины, степняки ушли, почти не причинив русским землям вреда.
