Итак, по получении воззвания к населению волости и приказа о мобилизации из Ярославля Соловьев разослал по деревням подписанные им приказы о сборе всего мужского населения «на борьбу с красной сволочью». Приказы эти он рассылал по старым сельским старостам, которых он знал еще будучи писарем волостного правления. В этот же день Соловьев созвал в волостном центре селе Серенове волостной сход, на котором объявил о ликвидации Совета и восстановлении волостного правления, а также агитировал крестьян «записываться в отряды белогвардейцев, говоря, что у белых уже все почти занято, надо нам присоединиться и оказывать сбою помощь». Помощь, по мнению Соловьева, должна была заключаться в том, что крестьяне формируют ополчение, которое должно будет направиться в Тверицы за получением оружия и приказаний от штаба перхуровцев. Исследователи отмечали: «Поведение крестьян было неожиданным для Соловьева и вполне предсказуемым с точки зрения общечеловеческой обывательской логики. На призыв Соловьева идти в Тверицы воевать за белых молодежь просто и ясно показала свою аполитичность: „Если тебе нужно, то ты и иди“». По-иному отреагировало старшее поколение, которое с определенным сожалением вспоминало рухнувшие в одночасье привычные устои, они выразили согласие с Соловьевым «и стали посылать своих сыновей записываться в штаб белой армии». При этом в ход была пущена традиционная и эффектнейшая в данном случае угроза – главы семей, сами не очень-то желавшие вспоминать молодость и брать оружие в руки, пригрозили сыновьям: «Если не пойдете, то мы вам не дадим есть». Угроза сработала, и около 30 человек во главе с Соловьевым нехотя двинулись в Тверицы за оружием, которое они и получили в Тверицком штабе белых (он размещался в то время в доме купца Укропова). Крестьяне же других населенных пунктов Тургеневской волости предпочитали соблюдать нейтралитет. Так, в селе Михайловском (ныне часть поселка Кузнечиха) получившие приказ за подписью Соловьева о мобилизации крестьяне «собрались и обсудили этот вопрос и решили в борьбе не принимать никакого участия».
Перхуров прекрасно понимал, что, будучи запертым в городе, он не может контролировать ситуацию. Тем не менее до самого последнего момента он не оставлял надежды на поддержку со стороны крестьянства.
Глава 18
Маневр или бегство?
В первоначальных планах, разрабатывавшихся с прицелом на общую дестабилизацию политической обстановки в Центральной России, которая должна была закончиться серией вооруженных выступлений, предполагалось, что полковнику Перхурову будет достаточно удерживать Ярославль не более четырех дней. Когда этот срок прошел, а Ярославль не получил поддержки ни из Рыбинска, ни из Архангельска, неизбежно возник вопрос о целесообразности продолжения боев в городской среде. Перхуров не раз предлагал, чтобы восставшие покинули город, вокруг которого еще не было замкнуто кольцо окружения. С одной стороны, это могло бы позволить провести перегруппировку сил (Перхуров не оставлял надежды, что план Савинкова удался хотя бы отчасти), с другой стороны, это спасло бы горожан от бедствий и гибели. Впрочем, против такого плана решительно выступала именно ярославская часть офицерства, которая категорически не хотела покидать родной город.
После того как кольцо окружения все-таки было сомкнуто и стало неумолимо сжиматься, а атаки на город производились в буквальном смысле слова со всех сторон, стало очевидно, что надо что-то менять в обороне города, ибо теперь его падение было лишь вопросом времени. Перхуров вспоминал об этом так: «Я собрал военный совет, объяснил положение на всех участках и то, что патронов у нас хватит по среднему расчету не более как на неделю. Значит, в этот срок должно быть принято и приведено в исполнение определенное боевое решение со всеми вытекающими из него последствиями». Карпов, который был на этом совете, предложил перейти к позиционной войне, «заплестись в городе проволокой, устроить ряд опорных пунктов и держаться в Яpocлавле, отнюдь не оставляя его». На это Перхуров возразил, что без достаточного запаса патронов и со смутными перспективами относительно помощи извне выжидательная тактика была смерти подобна. Позже Перхуров написал в своих предсмертных воспоминаниях: «Тогда я высказал свое решение: во что бы то ни стало прорваться частью наших сил через линию обложения, там соединиться с партизанскими отрядами, которые, по сведениям, были ближе всего к Ярославлю в юго-восточном направлении и вместе с ними действовать в тылу противника, чтобы заставить его хоть местами отодвинуться от города и тем облегчить положение. Кроме того, при успехе таких действий отбить запас патронов в свою пользу». Предполагалось, что на прорыв должно было пойти не менее двухсот человек, которые затем, воссоединившись с крестьянскими повстанцами, а возможно, и с рыбинцами (о провале выступления в Рыбинске в Ярославле не знали) должны были нанести удар по красным частям с тыла, после чего можно было деблокировать город. Перхуров писал: «Я высказал вкратце свой план: прорваться на пароходе вверх по Волге, затем зайти в тыл противнику с севера и действовать для облегчения левобережного участка, положение которого особенно тяжелое».
Желающих добровольно возглавить столь отчаянную операцию предсказуемо не нашлось. Многие отказывались, полагая, что когда пароход пойдет на прорыв, то будет потоплен красной артиллерией. После долгих препирательств было решено, что Перхуров возьмет осуществление этой рискованной затеи на себя. И тут в очередной раз неприятный «сюрприз» преподнес генерал Карпов, который заявил, что если в прорыв пойдут двести человек, то это ослабит городские позиции, а потому он не примет командование гарнизоном. Более того, он как потенциальный командующий в Ярославле не готов дать под эту операцию даже сто человек. Перхуров оказался перед сложным выбором: «Взвесив всю обстановку я решил, что могу взяться за исполнение намеченного плана с полсотней людей в надежде, что за линией обложения, найдутся новые добровольцы, которые и усилят мой отряд. Надо только захватить с собой запас оружия для вооружения новых добровольцев». Когда стало известно, что десантом будет руководить лично полковник Перхуров, оказалось, что очень многие офицеры, в свое время бывшие с ним в тайной организации, хотят пойти на прорыв. В итоге желающих оказалось так много, что пришлось бросать жребий. Из «старых» офицеров было отобрано тридцать человек – остальные должны были удерживать позиции, что было бы затруднительно без опытных фронтовиков. К этой прорывной команде затем было прикомандировано еще двадцать новобранцев. Перхуров стал в ней пятьдесят первым.
В планах предстоящей операции несколько странным выглядит намерение взять с собой слишком большое количество боеприпасов. По словам Перхурова, это выглядело следующим образом: «В это же время приказал выделить из числа пароходов приготовленных для общего прорыва, который проектировался раньше, небольшой, но возможно быстроходный пароход и погрузить на него трехдневный запас продовольствия по расчету на двести человек, а также 100 берданок с патронами, 10 000 трехлинейных патронов, считая в том числе и набитые ленты для пулеметов, два пулемета „Максим“, один „Лима“, несколько разных гранат (в Ярославле их было самое незначительное количество) и запас спасательных кругов, собранных с других пароходов». Что же странного в этом описании? А то, что на пароход грузили не патроны к японским винтовкам, равно как и не сами японские винтовки, коих в захваченном арсенале было великое множество. Из города вывозили крайне «дефицитные» патроны для «трехлинейки», которые, как было отмечено выше, в Ярославле использовались исключительно для пулеметов. Это, в свою очередь, наводит на мысль, что планируемое движение десанта вверх по Волге (конечной его точкой планировалась Толга) было отнюдь не случайным. Дело было даже не в том, что в этих краях действовал весьма активный крестьянский отряд. В нескольких документах Толгский монастырь упоминается как «запасная база» повстанцев, что косвенно подтверждается сведениями о том, что в этом монастыре послушником служил один из родственников Перхурова. Кроме того, в оперативной сводке красных войск за 13 июля 1918 года упоминается, что «в Толгском монастыре у белых, по-видимому, штаб». Можно было бы списать это предположение на мнительность и паранойю красных, но многие офицеры накануне выступления в Ярославле прибывали в город, предварительно остановившись именно в Толгском монастыре. Нельзя не вспомнить в этой связи и про ходившие долгое время по Ярославлю городские легенды о тайном складе оружия, который был расположен где-то в окрестностях Толги. Легенды, конечно, легендами, но если подобный «схрон» существовал и в нем были складированы именно трехлинейные винтовки, то это объясняет выбор боеприпасов, которые по приказу Перхурова были погружены на корабль.
