Положение красного Пошехонья было откровенно «аховое». В городе остались лишь полсотни красноармейцев и пара десятков милиционеров. Ввиду нависшей над городом угрозы исполком мобилизовал боевой отряд коммунистов, боевой отряд анархистской федерации. Всех членов Совета и преданных ему работников большинства городских учреждений вооружили винтовками. Оперативно пытались вызвать боевые части из Рыбинска. Не дожидаясь их прибытия, в сторону монастыря выдвинулись самые боеспособные красные отряды: полурота красноармейцев (командир В.П. Казанский) и группы коммунистов-добровольцев (командир М.С. Яблоков). Они решили занять защищенные позиции в лесу. Эти передвижения не остались незамеченными. Однако идти на штурм города восставшие не решились. Полагаясь на преимущество в численности, они намеревались взять красные отряды в кольцо, после чего уничтожить их. Именно в это время на помощь пошехонским коммунистами прибыли бойцы 2-го Петроградского сводного отряда с двумя пулеметами. Фронт красного отряда был увеличен – в его центре залегла цепь петроградцев. Восставшие, которые не знали о прибывшем подкреплении, начали атаку с трех сторон. И фактически тут же попали под пулеметный огонь. Атака захлебнулась, а «крестьянский полк», понеся огромные потери, начал быстрое отступление. Красные части преследовали отступавших крестьян до села Белое, где вновь нанесли по ним удар. После этого белое крестьянство продолжило отход по двум направлениям – на село Николо-Раменье и на село Покров-Рогули, пытаясь скрыться в отдаленных деревнях и селах.
Отголоски новостей о крестьянских волнениях доходили до штаба Перхурова. Именно этим можно объяснить некоторые из пунктов в извещениях, которые готовились для горожан. «К Добровольческой армии присоединились и присоединяются в настоящее время значительные силы подошедших к городу крестьян». Или: «В уездах все больше и больше разрастается восстание крестьян; по точным сведениям, в трех уездах свергнули и свергают власть большевиков, арестовывая советских руководителей и красноармейцев. Повсеместно в волостях крестьяне организовывают отряды добровольцев, вооружают их и посылают в распоряжение Ярославского Штаба. По донесениям из волостей, в настоящее время к Ярославлю массами подходят крестьяне-повстанцы». 10 июля: «Движение против большевиков разрастается по волостям. Организуются и формируются отряды окрестных крестьян, возмущенных действиями большевиков».
Если бы не существовало риска, что ярославское восстание перекинется на всю губернию за счет более мелких крестьянских выступлений, то красное командование не стало бы прибегать к стратегической хитрости. В определенный момент как в Ярославле, так и в губернии стали распространяться листовки, сообщающие о том, что «большевики разоряют села». Карл Гоппер очень верно подметил, что крестьяне прежде всего «требовали только оружия, чтобы очистить от большевиков свои деревни». В итоге восставшие крестьяне группами стали покидать позиции как под Ярославлем, так в «мятежных» волостях – это было отнюдь не дезертирство в чистом виде, а стремление человека земли навести порядок у себя дома. Впрочем, это стремление по факту означало ослабление оборонительных позиций. Тенденция стала настолько тревожной, что штаб Перхурова был вынужден выпустить специальное воззвание. В нем говорилось: «По сведениям, имеющимся в штабе Северной Добровольческой Армии, среди крестьян, прибывших на помощь в борьбе с большевиками, распространяются сведения темными личностями о грабежах в деревнях, будто бы чинимых большевиками. Сведения эти явно ложные и распространяются со злонамеренной целью отозвать обратно пришедших из деревень честных борцов». Как писал А.Е. Кидяров: «В результате крестьяне без всякого предупреждения оставили ночью свои позиции и разошлись по домам, чтобы спасать свое имущество. Позднее повстанцы выяснили, что, убедившись в целости своих деревень, крестьяне вновь собрались в отряды, но пробиться в Ярославль не смогли. Войска же красных после ухода крестьян с позиций двинулись в освободившиеся места и сильно потеснили весь участок. Крестьянские отряды продолжили действовать самостоятельно в окрестностях города, но, не имея руководства и пополнения патронами, существенной поддержки восставшим оказать не могли».
Подобная ситуация сложилась под Романово-Борисоглебском, где, например, в Шаготской волости крестьяне, не имевшие возможности пробиться к Ярославлю, создали собственное «народное собрание», во главе которого поставили находившегося в тот момент поблизости московского фабриканта Иванова. Однако, принимая во внимание «пошехонский опыт», советская власть решила не затягивать с ликвидацией «нарыва». Уездная ЧК направила в те края ударный отряд (150 штыков). В быстротечном бою повстанцы были разбиты, после чего начались массовые аресты.
Видя подобное развитие событий, многие из волостей, которые готовы были изначально поддержать мятежный Ярославль, заняли выжидательную позицию. Так было, например, в Тургеневской волости. Для агитации представители Перхурова пытались использовать в первую очередь возмущение крестьян продовольственной политикой большевиков. Недовольство действительно имело место, и в ряде селений крестьяне выступали с очень резкой критикой властей. Н.П. Рязанцев отмечал: «Но от критики и резкой ругани на сельских сходах до желания с оружием в руках идти воевать в Ярославль – дистанция огромная. Далеко не везде эмиссарам Перхурова удалось набрать хоть сколько-нибудь добровольцев для борьбы с красными. Поэтому, как свидетельствуют источники, во многих селах почти сразу же была объявлена обязательная мобилизация крестьян в перхуровскую армию». Специфика Тургеневской (Сереновской) волости состояла в том, что она, в отличие от других заволжских волостей, непосредственно граничила с Ярославлем, охватывая его с северной (д. Рогове), южной (с. Савино) и восточной (ст. Филино и Яковлевская слобода) сторон. Поэтому влияние происходивших в губернском центре событий ощущалось здесь значительно сильнее, и восставшие против большевиков офицеры имели большие возможности влиять на население. Как позже вспоминали крестьяне, «белогвардейцы направили письмо в волость о мобилизации всего мужского населения и сборах их в Тверицах на второй день восстания». Действовали они здесь через Е.С. Соловьева – секретаря волисполкома, бывшего до революции волостным писарем. На личности Соловьева стоит остановиться более подробно, поскольку это во многом объясняет дальнейшее поведение крестьян.
Судя по характеристикам местных жителей, до 1917 г. Соловьев был «типичным слугой старого режима» и «кровожадным волком», который измывался над населением, используя служебное положение в своих личных целях. «И когда случился февральский переворот, – вспоминали крестьяне, – первым движением волости было выбросить его вон, но он на коленях и со слезами на глазах умолял крестьян его оставить». Карьера для Соловьева была превыше всего, поэтому в конце 1918 г. он вступил в партию большевиков. Его политические «пристрастия» очень колоритно охарактеризовал один из крестьян с. Яковлевская слобода Андреев: «Во время царизма он монархист, во время Львова он кадет, во время Керенского он правый эсер, в первые дни Советской власти он левый эсер, участник всех съездов, и теперь он коммунист…» Благодаря родственным связям (брат Соловьева работал в уездном земотделе) Соловьев получил весной 1918 года должность секретаря Тургеневского волисполкома. При этом стиль его поведения не изменился: он выдавал за взятки справки об освобождении от воинской службы не желающим идти в армию и произвольно обирал население. Крестьяне жаловались позднее, что Соловьев вместе с волостным милиционером ставил на развязке дорог в Яковлевской слободе телегу, в которую сваливались все продукты, отбиравшиеся у крестьян, проезжавших через эту слободу в город. Позднее на вопрос следственных органов, почему же крестьяне не пожаловались на Соловьева в вышестоящие инстанции, крестьяне отвечали: «На Соловьева показать что бы то ни было боится вся волость, потому что если он узнает, что на него показали, то сейчас же что-нибудь будет у этого крестьянина реквизировано или конфисковано».
