У меня оставался второй древесный томат. Я начал нежно его очищать.
— Черт возьми, Бриджид, мы никогда уже не сможем радоваться жизни! Этого-то я и боялся.
На землю сыпались аккуратные кусочки красно-желто-зеленой кожуры. Но я чистил древесный томат исключительно на автопилоте, глядя не на него, а на нечто совершенно другое. Такое ощущение бывает, наверное, если летишь над океаном, и вдруг крыло самолета задевает поверхность воды и, словно пену, смахивает с нее способность отражать, и ты видишь то, о чем всегда знал, читал, слышал, — кораллы, ушедшие под воду горы, животных и рыб, от планктона до нектона: пока плавающие трупы и уже улегшиеся на дно скелеты… Так вот я все это увидел отчетливо и в одно мгновение. Мало того, под воздействием отвара неолиберальный капитализм показал мне свое истинное неприглядное лицо. На душе стало санпедрово и санпедристо.
Я взглянул на Бриджид. Она, оказывается, все это время не умолкала. Сейчас она говорила вот что:
— Я хочу, чтобы ты радовался жизни. Но также я хочу, чтобы ты разделял мои убеждения. Вот почему я придумала этот плод. Ведь на самом деле его нет! Ну не странно ли?
Я тоже чуть не плакал — определенно все дело было в смутных предчувствиях. Мне наверняка придется вплотную заняться политической экономикой, чтобы подтвердить свою не нуждающуюся в подтверждениях интуицию. Однако я был намерен продолжать в том же духе — не только ради истины, но и ради Бриджид, удивительной и прекрасной по всем статьям, включая те, по которым она пока не стала удивительной и тем более прекрасной. Если присутствие просвещенного Двайта будет с завидной регулярностью скрашивать существование Бриджид, она, Бриджид, вскорости совсем избавится от недостатков.
— Держи. — Я протянул ей несколько долек древесного томата.
— Ты порезался.
Действительно, кровь из указательного пальца попала на нежно-оранжевую мякоть. Несмотря на это, Бриджид взяла зловещую дольку из окровавленных рук и съела ее.
— Надеюсь, у тебя нет СПИДа, — произнесла она, прежде чем слизнуть кровь с моего пальца.
И это было символично.
Я помог Бриджид встать, и мы пошли по склону горы, не поднимаясь и не спускаясь, держась канавы и имея все основания предполагать, что она приведет нас к нашему спа-коттеджу.
— Что-то есть неправильное в том… — начал я.
— …чтобы возвращаться той же дорогой, что пришли, — подхватила Бриджид.
По-прежнему надо было отслеживать пауков. Однако в моих глазах пауки утратили зловещий ореол, и я простил этих отовсюду гонимых заложников эволюции. Продвинутые приматы вроде меня — совсем другое дело: им (нам) никакая эволюция не указ.
Мы шли молча, держась за руки, когда дорога позволяла, и наконец добрались до тропы, убегавшей вниз к отелю. Мы стали спускаться, я первый, Бриджид за мной; одновременно со спуском и с наступлением сумерек ослабевало действие наркотика, и наша эйфория стремительно шла на спад. Тропа уперлась в лужайку; перед нами были бунгало, в некоторых уже горел свет, подчеркивая быстрые сумерки.
Я обернулся и поцеловал Бриджид. Сумерки сгущались, в мире стремительно темнело, новые Адам и Ева на ощупь искали спасения от темноты — последняя казалась мокрой и вязкой.
Я сделал полусимволичный шаг с невидимой тропы на газон и провозгласил:
— Да будет этот час первым часом моей новой жизни. Начинаю отсчет: час первый, год нулевой.
— Не говори так.
— Почему? Давай вместе: День Первый! Год Нулевой!
И Бриджид поведала мне, как красные кхмеры, захватив в 1975 году Пномпень, тоже объявили Год Нулевой и принялись с энтузиазмом резать и морить голодом своих собратьев-камбоджийцев и угробили около двух миллионов.
— С социализмом все не так просто, — подытожила она, когда мы уже подходили к бунгало.
— Намек понял, — заверил я.
По мощенной камнем дорожке шла Амира в купальнике и с полотенцем на плечах. Улыбаясь широкой улыбкой соучастницы, она воскликнула:
— Теперь вы точно тронулись! Классно торкает, да?
— Все было замечательно. Кроме пауков, — отозвалась Бриджид.
— Я стал социалистом, — похвастался я.
— Демократическим социалистом, — напомнила Бриджид.
— Совершенно верно. Демократическим. Который никогда не опустится до насилия.
— Вообще-то, — сказала Амира, — мы тоже здорово отъезжали, пока кто-то не помянул палестинцев и на несколько минут всем кайф не поломал. — Она пожала плечами — банально, как обычный человек, а не как Бриджид. — Если тяпнул «Сан Педро», о политике лучше не говорить.
— Почему же, если прикольно? — возразил я. — Нас, демократических социалистов, никакие темы не обескураживают.
Глава двадцать четвертая
На следующее утро голова была свежая до такой степени, что я с ужасом решил, будто вчерашние происшествия мне приснились. Я вышел на балкон, бросил взгляд на собственные боксеры, и все встало на свои места.
Я огляделся. Солнце растапливало остатки тумана, и я изобразил несколько приветственных асан. Высаженные вдоль террасы маки трепетали на утреннем ветерке, а небо, огромное, бледное, тихонько гудело словно колокол — несмотря на то, что я никогда еще не был таким трезвым. Я обернулся и заглянул в комнату. Обнаженная Бриджид сидела на постели.
— Да здравствует демократический социализм! — заорал я. — Только еще более демократический и еще более социалистический, чем когда-либо в истории!
— Что я наделала? — С этими словами Бриджид с головой забралась под одеяло. Но я-то знал, что она придуривается, а она знала, что я придуриваться и не думал.
Я успел получить несколько оргазмов в самых разных позах, пока Бриджид услаждала мой слух сказками о неоколониальной зависимости, жестокой власти метрополий и коррумпированности местной элиты.
— Не может быть! — реагировал я.
— Да что ты! — возмущался я, одновременно кончая.
— Вот уроды! — мурлыкал я в пушистое ушко.
Когда мы наконец спокойно улеглись, я вспомнил о парне из самолета.
— Бриджид, а как получилось, что у бизнесменов в Колумбии с профсоюзами никаких проблем?
— Просто членов профсоюзов часто убивают парамилитаристы. Но сейчас, — и Бриджид свернулась у меня под боком, — сейчас я не хочу говорить о политике. Сейчас говорить нужно о чем угодно, только не о ней.
Что угодно оставалось главной темой разговора на всем протяжении пути в город Кункалбамбу.
Нам обоим нужно было проверить электронную почту, поэтому мы направились в местную е-mailярию. Больше всего мне хотелось получить письмо от Алисы, но в ящике обнаружился только издевательский бюллетень от Коалиции с Сэккетт-стрит, проповедующий глобальную справедливость:
