— Слушайте, а кого-нибудь уже торкнуло? — И беспомощно огляделся.
— Меня, — решил я его поддержать. Действительно, ладони вспотели, и желудок вел себя как-то неадекватно. Вдобавок начали с шипением испаряться мозги в районе затылка.
— А ты кто? — удивился Форд.
Но тут пробрало всех. Кэт встала и подняла руки.
— Умираю хочу заняться йогой! Давайте поприветствуем солнце! Повторяйте за мной!
Кэт спрыгнула на пол, мы последовали за ней, выстроились в затылок и раскинули руки.
— В Индии все совсем иначе, — сказала Ванита. — Там в основном мужчины…
— И это не лишено смысла, — на всякий случай ответил я. Я не понял, что конкретно делают в основном мужчины в Индии, однако было очевидно, что некоторые вещи мужчины действительно делают в основном, в отличие от не-мужчин.
Я вытянул руки вперед и, повторяя за остальными, стал поднимать их к некоей духовной точке, зависшей над моим теменем. Следующим упражнением было стиснуть ладони в бесшумном хлопке и, растопырив пальцы, медленно опускать руки, как бы процеживая свет. Мы повторили его раз шесть.
— К сожалению, для других асан здесь мало места, — сказала Кэт. — Но разве все мы не почувствовали, как наши легкие наполнились свежим воздухом? Восхитительно, правда?
Каждый с должной степенью снисходительности выразил свое «ага», и мы снова уселись на диваны.
— Кэт у нас хиппи, — сообщил Санч.
Форд:
— Хиппи хорошие. Только одеваются ужасно.
— И на голову больные, — добавил Дэн.
Кэт:
— Мы здесь все такие умные… Только подумайте — понадобились миллионы лет эволюции, чтобы получились такие умные люди, как мы.
— Шаг вперед и два назад, — сказал Дэн.
— Как хорошо, что ты здесь, — сказала Кэт Ваните.
Ванита улыбнулась, открыв зубы, на которых неизвестный стоматолог нажил целое состояние.
— Когда ты в компании — единственная девушка, это порой напрягает, — продолжила Кэт. — Все посмотрите на нашу новую подругу Ваниту и подумайте: «До чего же она хорошенькая!»
Четыре голоса с энтузиазмом подтвердили правоту Кэт. Санч — бог знает, под влиянием ее слов или просто так — начал расстегивать рубашку.
— Покажи нам свои соски! — заорал Форд.
— Ни за что! — испугалась Ванита.
Форд:
— Я имел в виду Санчевы соски.
Санч откинул голову, распахнул рубашку, поймал в чашки ладоней свои отвислые и рыхлые, как мешочки с горохом, мужские груди и покачал их. Мы с Фордом заржали, а Кэт произнесла:
— По-моему, это самые красивые соски в мире.
— Спасибо, — сказал Санч. — Этих слов я ждал с тех самых пор, как меня разнесло.
Форд:
— А вы знаете, что во время весеннего шоу эксгибиционистов наш Санч уезжает на остров Падре и там эксгибиционирует в надежде, что кто-нибудь похвалит его соски?
Санч во время шоу эксгибиционистов вообще не совался на улицу. Тем не менее он сказал:
— Все мои беды от общажной жизни. Мы, парни из общаги, требуем, чтобы женщины показывали нам свои груди, а на самом-то деле нам нужно, чтобы мир… чтобы миру захотелось взглянуть на наши груди. Вот почему на нас приходится такой большой процент операций по смене пола.
Кэт:
— Вперед, Санч. У нас же групповой кайф. Давайте хоть раз будем откровенны. А то вы, ребята с Чемберз-стрит, вечно имеете в виду не то, что говорите.
Форд:
— А Двайт разве не исключение?
— Хороший вопрос, — сказала Кэт.
— Двайт, покажи свои соски! — потребовал Санч.
Форд:
— Ванита, ты видела, какой наш Двайт блондинистый с головы до ног? Настоящая европеоидная горилла. Его пора в музей сдать.
— Что-то у Двайта испуганный вид, — заметила Кэт. — А давайте поговорим о том, какой Двайт у нас замечательный.
И все поговорили о том, какой я замечательный, — все, кроме Ваниты, но я не обиделся, потому что она в этой дискуссии была самой искренней.
Кэт уже завелась:
— Двайт, расскажи нам о своих фобиях!
— Нет у меня фобий. А все потому, что я не далее как сегодня в первый раз был на сеансе психоанализа. Так что все фобии…
Дэн:
— Откуда у тебя деньги на психоанализ?
— Сестра помогает.
Мои слова не вписались в коллективную эйфорию, поскольку были неверно истолкованы. Мне стало неловко перед Кэт. В то же время я чувствовал себя превосходно, великолепно, сногсшибательно. Еще и потому, что моя нога касалась Ванитиного бедра сквозь сиреневую — видимо, вискозную, а может, и креповую — юбку.
— Нет, Двайт, не верю, что у тебя нет фобии, — не унималась Кэт. Она сидела между мной и Дэном, так что ей удобно было расстегивать мою синюю рубашку «Брук Бразерз».
Санч:
— А может, его самая главная фобия — что его поймают, посадят в круг, разденут и начнут задавать вопросы?
Действительно, я очень боялся продолжения дружеского допроса — и странным образом ничуть не меньше боялся его прекращения.
Кэт, однако, успела забыть о моих фобиях; мысль эта прямо на глазах улетучилась из ее головы, уступив место другой, не менее экстравагантной.
— Умираю, хочу, чтобы мне облизали глазное яблоко! Вот ты, например, Санч, — ты когда-нибудь облизывал глаза? — И Кэт пальцами оттянула веки. — Попробуй!
— Не скажу, что всю жизнь мечтал, но так и быть, давай свой глаз. — Санч потянулся к роговице Кэт, топча наши коленки и возя по ним трясущимся животом.
Вскоре мы уже без разбору облизывали друг другу роговицы. Потом на полу почему-то оказалось несколько больше предметов гардероба.
— Обожаю Нью-Йорк, — сказала Ванита. — Он не перестает меня удивлять.
— Обожаю Ваниту! — сказало как минимум два голоса.
— Двайту подфартило, — сказал Форд.
И действительно, я чувствовал себя везунчиком, потому что смелая Ванита согласилась на эту авантюру и даже начала расстегивать собственную блузку, в то время как Кэт с Дэном не оставляли попыток стянуть рубашку с меня.
Кэт, со смехом:
— Двайт, ну ты и вылупился! Все посмотрите, как Двайт вылупился на Ваниту! Похоже, он еще не видел Ваниту без блузки!
На самой Кэт выше пояса остался только черный кружевной бюстгальтер. Прежде чем расстегнуть крючки, уже занеся за спину руки, она посмотрела мне в глаза.
— Двайт, — сказал Форд, — как ты думаешь, что ты сейчас увидишь?
— Ванита, погоди, не раздевайся. Пусть сначала Двайт кое-что сделает. Двайт, хочешь побыть Нострадамусом?
