Сейчас кожа на нем была целая, розовая, свежая и новая.
Он заметил мой взгляд и начал поворачивать свои запястья под солнцем.
– Так получилось, пока я рос, – объяснил он. – Все зажило так быстро, что я даже не заметил. Но не думаю, что такое снова повторится.
– Ты рос настолько быстро, что все твое тело делалось новым, – откликнулся я, кивая. – Как только ты окончательно вырастешь, то станешь выздоравливать только по-нормальному.
Кивок прищурился, словно тщательно что-то обдумывая.
– Как ты думаешь, я скоро перестану расти? Или так и продолжится, пока я не стану старым, седым и хромым, а потом умру?
Такое мне даже в голову не приходило. Кажется, я решил, что мы просто быстро станем взрослыми, а потом остановимся. Но ведь мы с Кивком были старше, чем даже могли посчитать. Что если волшебство острова, перестав работать, начнет разматываться, пока не доберется до конца нитки? Что если Кивок прав, и мы просто будем становиться все старше и старше с каждым часом, пока не умрем?
– Нет, – заявил я. У меня не было объяснения, почему я так сказал. Это было просто чувство. Мне показалось, что если мы вырастем, острову хватит и того, что мы будем всем телом ощущать, как к нам подкрадывается старость. – Мы ведь с тобой даже растем не одинаково. Ты уже старше меня, хоть я и жил здесь дольше.
– По-моему, – сказал Кивок, – дело в том, что у нас на сердце. Мое сердце перестало быть детским с тех пор, как Туман умер.
– Не так уж и чудесно быть ребенком, – отметил я. – Это бессердечно и эгоистично.
– О, но так свободно! – печально отозвался Кивок. – Так свободно, когда нет ни тревог, ни забот.
Я снова посмотрел в сторону шлюпки.
– Ты сможешь найти те припасы, которые я уронил вчера ночью? – спросил я у Кивка.
Он проследил за моим взглядом.
– Помогу тебе дойти до шлюпки, а потом пойду их сок.
– Если не найдешь, можно будет набрать кокосов и все-таки отплыть. В море можно будет пить их сок.
Мне не хотелось задумываться о том, как далеко до ближайшей земли, или что будет, если в океане начнется шторм. Даже океанский шторм казался лучше, чем еще один день на острове, где нам надо не попасться сумасшедшему ребенку, который хочет нас убить.
Он помог мне встать. Лодыжка у меня болела сильнее, чем раньше. Кивок подпер меня плечом, став костылем, чтобы я смог волочить поврежденную ногу по песку.
Чарли быстро надоело тащиться с моей скоростью, но я не разрешил ему убегать вперед. Я не собирался больше отпускать его дальше, чем на шаг.
Я был уверен, что иначе Питер упадет с неба и утащит его, а мне останется только смотреть, потому что я не могу бегать и не могу летать.
Мы дошли до шлюпки и все трое уставились внутрь.
Шлюпка была вся разбита – на месте дна оказалась громадная дыра. Выглядела она так, словно ее прорубили топором.
Питер снова оказался быстрее нас, как и у дерева.
У нас нет способа бежать с острова.
Часть IV
Питер и Джейми
Глава 18
У нас остался только один план – тот, который мы с Сэлли придумали первым: подплыть к пиратскому кораблю и взять одну из их шлюпок.
– Или, – добавил Кивок, когда я это предложил, – мы можем присоединиться к пиратам, и пусть они увозят нас отсюда на своем корабле.
Мы жарили рыбу над костерком на берегу. Чарли спал рядом со мной, свернувшись калачиком.
Мы решили оставаться на месте, пока не решим, что делать дальше. Я был уверен, что наше дерево занял Питер, и не хотел рисковать, бродя по острову с больной лодыжкой в поисках хорошего укрытия.
Да и вообще хорошего укрытия просто не было. Питер всегда нас разыщет. Он постоянно повторял нам, что это его остров. Все его тайны принадлежат ему. Раньше я думал, что они и мне принадлежат, но это перестало быть правдой. Я столько всего не знал об этом острове – например, о феях и полетах, и о том, как все это волшебство живет у тебя в сердце. Питер это знал.
Я уставился на Кивка.
– Присоединиться к пиратам? После того, что они сделали с мальчишками? После того, что сделали с Туманом?
Кивок покраснел.
– Я помню, что они с ним сделали. С ними всеми. Но, Джейми, разве пираты не лучше, чем Питер? Я теперь взрослый, и ты скоро станешь таким. Они не смогут винить нас в том, что с ними сделал Питер. Мы же теперь не мальчишки.
– Чарли еще мальчишка, – возразил я.
– Мы могли бы присматривать за Чарли, – сказал Кивок. – Ты всегда был лучшим бойцом, Джейми. Думаешь, это изменится теперь, когда ты стал большой?
– Не знаю, – ответил я.
На самом деле у меня не осталось особого желания сражаться. Мальчишкой я все время был зол, даже когда этого было не видно, даже когда я казался спокойным. Что-то во мне постоянно ярилось, стремилось пролить кровь. Я не знал, почему я такой, но это делало меня безжалостным. Это помогало мне рубить и ранить, хладнокровно отрубать пиратам кисти рук, оставляя свою метку.
Это помогало мне побеждать всех мальчишек на Битве. Это помогло мне размозжить Щипку голову камнем.
Кажется, этого во мне больше не стало. Я не был зол – не так, как раньше. Сейчас мне хотелось убить одного-единственного человека, а когда он будет мертв, я больше никогда в жизни не захочу брать в руки оружие.
– Подумай над этим, – посоветовал Кивок. – Я имею в виду уход к пиратам. Нам ведь не удастся все время убегать и прятаться от Питера, знаешь ли.
– Знаю, – согласился я.
В ту ночь мне снился сон, но совсем не такой, как мои прежние сны. Мне не снилась мать, то, как я нахожу ее в темноте, мои руки в ее крови.
* * *
Туман, Грач и Сэлли сидели в шлюпке – в той, которую разбил Питер. Она снова стала новой и целой, а они были всего в нескольких футах от берега. Все трое сидели в лодке и махали мне.
– Не уходите! – попросил я, шлепая по воде.
Шлюпку несло течением. Я тянулся к борту, чтобы залезть в нее, но она все время оказывалась чуть дальше.
Туман, Грач и Сэлли смотрели на меня с любопытством.
– Подождите! – крикнул я. – Я хочу с вами!
Я заходил за лодкой все глубже, а потом уже не брел, а плыл, а лодка отдалялась все быстрее и быстрее.
А потом поднялись волны и стали толкать меня обратно, выталкивать обратно на берег, как я ни сопротивлялся.
