Камнем-отметиной мы называли валун, который был выше нас с Питером, поставленных друг на друга. Он лежал на тропе, которая шла вдоль прерий Многоглазов, и находился довольно близко от пиратского лагеря, так что у Питера был шанс выманить к нему пиратов.
– А как ты заставишь их уйти из лагеря? – крикнул я ему вслед.
Его голос принесся с тропы, отражаясь от скал, полный озорства:
– О, я придумаю!
А потом я остался один – и был рад его уходу. Я еще никогда не радовался отсутствию Питера – и что-то внутри у меня словно сдвинулось. Минуту мои ноги словно огнем жгло, а потом все прошло… и я ясно ощутил, что стал выше, чем был только что.
Глава 6
Я думал: заметит ли Питер? Я думал, не стоит ли мне тревожиться, раз я расту. Я уже очень давно не рос – и это никогда не происходило настолько резко. Раньше рост был постепенный – такой, которого не замечаешь, пока вдруг не оказывается, что глаза у Питера ниже твоих, а раньше так не было.
А потом я понял, что мне некогда тревожиться о том, что я становлюсь выше, потому что Питер в одиночку мог бежать очень быстро и легко, так что если я не потороплюсь, то он окажется у камня-отметины раньше, чем будет проложен след.
Мне не хотелось оставлять Гарри в пещере, как и остатки оленя: и то, и другое привлечет крупных котов. Хоть мне и неприятно было класть Гарри в огонь рядом с тварью, которая его убила, я знал, что это надо сделать. На похороны времени нет, а уж лучше сгореть, чем быть обглоданным каким-нибудь зверем, унюхавшим гниющее мясо, которое раньше было мальчишкой.
Я оттащил Гарри к костру с Многоглазом и втянул поверх трупа чудовища, наглотавшись при этом дыма. Кашляя и колотя себя в грудь, я отошел от костра и направился за обгоревшими остатками оленя.
Гарри, олень и Многоглаз горели. Я собрал кровь в половинку кокосовой скорлупы, которую носил в кармане куртки, чтобы черпать воду из ручьев: так мне не нужно будет касаться крови и обжигаться. Кровь стояла лужами там, где бился умирающий Многоглаз. А потом я оставил Медвежью берлогу и скальный карниз позади и зашагал по тропе, по которой ушел Питер.
Следы его ног едва различались на грунтовой дорожке, а иногда вообще пропадали на несколько шагов, словно он делал громадный прыжок и приземлялся мягко, как плывущий на ветру пух. Я бежал быстро, и хоть и не был таким же легконогим, как Питер, но мог перемещаться почти с такой же скоростью.
Если бы к пиратскому лагерю шел отряд мальчишек, дорога заняла бы несколько часов, а так я добрался до тропы, которая шла между предгорьями и прерией Многоглазов, когда солнце только миновало зенит. Несколько раз я удивлялся, как это тот молодой Многоглаз вообще добрался до Медвежьей берлоги. Местами тропа сильно сужалась, и по обеим ее сторонам были обрывы. Просто удивительно, как этой твари удалось тут пройти и учуять нас в пещере.
Я ровно держал кокосовую скорлупу и не ронял кровь, пока не добрался до прерии. Было важно, чтобы остальные Многоглазы вообще не посмотрели бы на горную тропу, а решили, что пираты убили их подростка здесь, на границе, и уволокли к себе в лагерь.
Эта часть тропы была самой опасной: хотя почти все Многоглазы держались в центре прерии, всегда оставался шанс наткнуться на солдата, проходящего по краю их территории. Возможно, они даже ищут того, кто теперь был мертв и горел вдалеке.
Отсюда дым над предгорьями был еле виден, но из других частей острова он будет заметнее. Возможно, пираты полюбопытствуют, и тем облегчат Питеру задачу.
Я прислушался, но услышал только тихий свист ветра, крики птиц и жужжание Многоглазов – постоянное, но далекое, как и должно было быть. Когда они собирались группами больше двух, то издавали вот такой звук: ровное жужжание, которое казалось особенно странным с их клыками. Тем не менее это было полезно, потому что помогало нам не попадаться их скопищам. Благодаря предшествующему им жужжанию мы легко избегали больших стай.
Удаленность этого шума заставила меня задуматься о том, не зря ли я так встревожился из-за того подростка. Возможно, при таком множестве малышей (а их было очень много: я как-то подкрался к их лагерю, чтобы представить себе их численность, а потом жалел, что это сделал) один пропавший юнец их совершенно не встревожит.
Однако рисковать жизнью мальчишек не следовало, особенно если эта история с договором – правда. Я стану следовать первоначальному плану.
Я брызнул кровью на тропу, а потом побегал туда-сюда, специально вдавливая каблуки в землю и оставляя множество следов. Я вырывал пригоршни высокой желтой травы, чтобы пираты или Многоглазы решили, что тут был какой-то бой. Трудно было сказать, насколько Многоглазы разберутся в моем спектакле, но одно я знал точно: они сообразительнее, чем может показаться. Они не просто тупые животные.
Двигаясь очень осторожно, я шел по тропе, стараясь уловить звуки от Многоглазов или пиратов, которых Питер должен был выманить из лагеря. Время от времени я выплескивал кровь и оставлял царапины на земле.
Сейчас кровь была не такой жгучей, как когда лилась свежей из Многоглаза, но все равно она немного шипела, попадая на камни, листья или землю – а иногда от крошечной капли поднимался небольшой завиток пара.
Хоть я и чутко прислушивался, но все равно не заметил приближения Питера. Я скорчился в высокой траве напротив камня-отметины и ждал его. Остатки крови Многоглаза я выплеснул под самый камень.
Вот только что я был один – и вдруг рядом возник Питер, словно ниоткуда. Он увидел кровь у камня и развернулся на месте, высматривая меня.
– Сюда, Питер, – прошептал я, раздвигая траву, чтобы он увидел мои глаза.
Он тут же устроился рядом со мной. Я давно не видел его таким бесшабашным, яростным и счастливым.
– Они идут? – спросил я.
– Да, – ответил Питер.
Казалось, он с трудом сдерживает желание захлопать в ладоши и заорать от радости.
– Что ты сделал?
– Поджег их лагерь!
И он тихо засмеялся, не в силах скрыть, насколько доволен собой.
– Поджег… – начал было я, но не договорил.
Я не заметил сразу, что от него пахнет дымом: мой нос был забит вонью горящих трупов – но теперь я этот запах уловил.
– Ты сжег их лагерь.
Питер уловил мой осуждающий тон.
– А что такого? Ты не считаешь, что это отличная идея? Этот толстяк-капитан не на шутку разозлился. Он сейчас ковыляет за мной, размахивая своей саблей, и, ругаясь, говорит, что со мной сделает, когда поймает. Чего он, конечно, никогда сделать не сможет. Он ужасно похож на толстое яйцо птицы Нет: так же катится.
Он снова рассмеялся, а я нахмурился сильнее, так что его смех стих.
