– Ага.
Через десять минут я все еще не знаю, как заговорить обо всем этом. Я законченела от тревоги; во рту пересохло. На этот раз мне легко не отделаться. Мне нужно рассказать Валери правду. И все наше легкосердечное общение, весь робкий, неуверенный прогресс – все пойдет прахом. Я уже не понимаю, для чего делаю это все, стоит ли оно того и что вообще такое – «стоит».
Но… Бонни.
Коннор поглядывает на меня через зеркало заднего вида. В его взгляде все больше тревоги. Но ему-то легко, сидит себе на заднем сиденье, вдали от зоны поражения. Это в меня полетит шрапнель.
– Эй, Валери? – Я пытаюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно. Провал.
Коннор распахивает глаза. Валери бросает на меня взгляд:
– Ага, что такое?
– Можем остановиться пообедать?
– Сейчас?
– Да, я что-то проголодалась, и уже почти час. Может, остановимся в каком-нибудь кафе?
– А ты не хочешь подождать, пока мы не доберемся до центра? Тут уже недалеко.
– Там наверняка не протолкнуться. Ну и… э… дороже.
Наступает пауза.
– Ладно, – говорит наконец Валери. На пару секунд мне кажется, что я вижу, как она закатила глаза. – Если хочешь.
– Может заедем в «Макдоналдс»? – спрашивает Коннор.
– Нет! – На этот раз Валери абсолютно точно закатывает глаза. – Этого не дождетесь.
– Пусть Валери выберет, где мы будем есть, – говорю я Коннору. – Это будет справедливо.
– Ну что ж, спасибо, Иден, – говорит она. – Как щедро с твоей стороны.
– Шотландия пробудила в тебе сарказм, – говорю я.
– Да-а-а, дело именно в этом. Шотландия.
Мы останавливаемся в кафе по пути в город. Валери заказывает нам «стовис» – это какое-то жаркое из картошки с мясом – и рассказывает нам длиннющую историю про первую неделю в университете, когда ее соседки закатили вечеринку: она зашла к себе в комнату и увидела, что на ее кровати занимаются сексом какие-то совершенно посторонние люди. Обычно мне такое интересно, но сейчас от волнения так подводит живот, что я то и дело отвлекаюсь. Времени на отговорки не остается. Нужно решаться, прямо сейчас.
– Так что, – говорит она, рассказав еще пару историй, которые я тоже пропустила. – Что будем делать в центре? Где лучше начать поиски Бонни и мистера Кона?
Ну что ж.
– Тут это… – говорю я.
Наступает долгая тишина. Коннор кашляет. Валери вращает соломинкой в стакане из-под диетической колы, где остался один лед.
– Мне нужно кое-что сказать, – выпаливаю я.
Валери поднимает взгляд:
– Давай.
Сердце у меня колотится:
– Я знаю, где они.
Валери совершенно не меняется в лице.
– Ага. Мне тоже нужно кое-что тебе сказать. – Она замолкает на секунду и говорит: – Я знаю, что ты знаешь. И все остальные тоже.
Из меня словно мигом выкачали весь воздух.
– Что?
– Полиция едет за нами с того времени, как мы покинули Кент, – говорит она.
Лицо у нее серьезное, глаза пристально глядят на меня.
– Что?! – повторяю я. – Как… что?
– На моей машине установлено устройство слежения.
– Валери.
– Они едут милях в десяти позади.
– Я не понимаю.
Но я понимаю.
– Они ждут, что ты приведешь их прямо к Бонни с мистером Коном, – говорит она очевидное.
Я могла бы задать тысячу вопросов, но спрашиваю вот что:
– Когда на твою машину поставили устройство слежения?
– Перед тем как мы выехали. Помнишь, я сказала, что пойду в библиотеку?
Я не знаю, что сказать. Я даже не знаю, что думать.
– Так ты все это время меня подставляла, – без всякого выражения говорю я. – Ты меня предала.
– Нет, Идс. Я тебя защищаю. Тебя и Бонни. Полиция хотела выбить из тебя признание, знаешь ли. Они подозревали, что ты знала, где она, с того времени, как она уехала. И когда ты внезапно захотела в Йорк – а ведь ты никогда не выражала интереса к этой местности; ты думала, мы не заметим? – они захотели привести тебя на станцию и запугивать, пока ты не расскажешь им правду. Это я сказала, что отвезу тебя в Йорк и вообще куда захочешь, а они смогут следить за нами на расстоянии. Чтобы они ничего с тобой не делали.
– Но ты мне солгала.
– А ты – мне, – отвечает Валери твердо. – И ты поступила так, потому что чувствовала, что у тебя нет выбора. Как и я. Иден, выбирать мне было особо не из чего. Ты бы так и сидела в Ларкинге, только в полицейском участке, а Бонни бы так и не привезли домой.
– Почему ты не сказала мне с самого начала?
Она смеется, но выходит как-то невесело:
– Ты серьезно? А ты мне почему не рассказала?
На это мне нечего ответить.
– Знаешь, это ужасно глупо, но в глубине души я надеялась, что ты и правда не знаешь. Что ты мне не врешь. – Она вздыхает, пробегая пальцами по волосам. – Боже, ну, конечно, ты знала. Ты даже врать-то толком не умеешь.
Я слишком шокирована, чтобы обижаться (да к тому же она права). Я смотрю на Коннора. Он поник на стуле и, уставившись себе на руки, рвет салфетку на мелкие клочки. Я думаю о последних сутках, которые мы втроем провели вместе, и пытаюсь просеять их сквозь это новое сито правды.
– И поэтому ты купила вино? – визгливо спрашиваю я. – Пыталась меня напоить, чтобы я раскололась?
На секунду Валери просто смотрит на меня в полном недоумении. А потом смеется:
– Нет, Иден. Вино было для меня.
Ну что ж, и на том спасибо. Не сказать, чтобы сильно утешает, но хоть что-то. Она мне врала, но обхитрить не пыталась – не то что я ее. И кто тут прав? Или мы обе не правы? И какая теперь разница, раз уж мы здесь?
– И что теперь? – спрашиваю я.
Наступает тишина. Валери подбирает вилку и вертит в руке.
– Не знаю, – говорит она.
– Я думаю, мы должны повидаться с Бонни, – говорит Коннор.
Это его первые слова с тех пор, как мы сели в кафе, и мы с Валери удивленно поворачиваемся на звук его голоса.
– Мы ведь поэтому приехали, так? Неважно, с полицией на хвосте или нет.
– Но они следуют за нами, – говорю я. – Как только они увидят дом, они просто зайдут и арестуют мистера Кона. Я не смогу поговорить с Бонни.
Я откидываюсь на спинку стула, и мое горло словно сжимается. Все кончено. У меня не получилось.
– А ты правда думаешь, что можешь ее убедить? – спрашивает Валери.
