– Мужчина, который не должен был этого делать, разумеется, – добавляет Хелен.
– Так… – Я пытаюсь понять, что именно они хотели сказать. – Вы думаете, это все долго не продлится? И Бонни вернется домой?
– Мы думаем, тебе не стоит волноваться. – Хелен похлопывает меня по руке. – Скоро все закончится.
– И это пройдет, – величественным тоном говорит бабушка Коннора. Похоже, это какая-то цитата и я должна знать, откуда она, но я не знаю.
Я смотрю на Коннора, и он улыбается мне из-за плиты. Я неуверенно улыбаюсь в ответ: не понимаю, то ли этот разговор прояснил что-то у меня в мыслях, то ли все испортил. Хелен и бабушка Коннора разговаривают так, как взрослые обычно говорят о проблемах подростков: словно им известно будущее просто потому, что они старше. Да, они многое увидели в своей жизни, но в моей-то нет.
– Мне просто хочется, чтобы Бонни вернулась домой.
– Она вернется, – без нотки сомнения в голосе говорит Хелен. – Так или иначе, вернется.
Мы какое-то время сидим на кухне и едим, болтая о не связанных с Бонни темах, но я все равно не могу выбросить ее из головы. Все взрослые – мама и бабушка Коннора, мои родители, люди на радио, – все они уверены, что Бонни найдут и привезут домой, хочет она того или нет. Словно это какая-то неизбежность. Но если бы это было так, то почему ее до сих пор не нашли? Она уже успела переехать отсюда в Уэльс, потом в Йоркшир, потом в Шотландию. А теперь куда? Что, если они доберутся до Ирландии? Что, если у них получится скрыться?
Когда мы заканчиваем с едой, я следую за Коннором к нему в комнату, и в голове у меня по-прежнему гудит от мыслей.
– Что ты думаешь насчет слов твоей мамы и бабушки?
– Про Бонни?
– Ага.
– Ну, я думаю, они сказали бы что-то совсем другое, если бы знали, что тебе известно, где она сейчас.
Да, он прав.
– Ну да, ну да. Но я имела в виду другое: что она вернется и что все это скоро закончится. Ты думаешь, они правы?
– Не знаю. Может быть. Ты знаешь Бонни лучше меня. Что ты сама думаешь?
Я всю неделю размышляю об этом, но ответа так и не нашла.
– Я думаю, Бонни упрямая. Да, думаю, дело в этом. И… как называется, когда не хочешь признавать, что не прав? И сделаешь что угодно, чтобы только не признавать?
– Эм… гордость?
– Да, вроде того. Ну в любом случае… Мне кажется, она не сама это решила – ты ведь знаешь, как они с мистером Коном срослись. Ей нужно с кем-нибудь об этом поговорить.
– С кем-нибудь?
– Со мной.
– Хм.
– Я должна за ней поехать.
– Что? Что ты сказала?
– Я знаю, где она, Коннор. Я знаю, что она в Шотландии. – Он открывает рот, и я знаю, что он собирается спросить, когда она добралась до Шотландии, но я поднимаю руку, чтобы он замолчал. – Я поеду и заберу ее домой.
Он снова захлопывает рот и в недоумении качает головой:
– И это твой план?
– Да, центральная его часть.
– И как ты все провернешь?
– Что именно?
– На чем ты поедешь? Где будешь спать? Что скажешь Кэролин с Бобом?
Я пожимаю плечами:
– Ну, не знаю, на поезде, наверное…
– Ты поедешь на поезде. – Он произносит это утвердительно, а не вопросительно. Утверждение, которое кажется ему смехотворным. – Всю дорогу до Шотландии.
От его тона я начинаю беситься:
– Коннор! Помоги мне или уходи.
– Я помогаю. Выступаю голосом разума. Как заплатишь за билет?
– Деньгами, гений ты мой.
Однако терпение Коннора безгранично, и он лишь улыбается на мое раздражение:
– И откуда ты возьмешь деньги?
Я отворачиваюсь и изо всех сил напрягаю мозг. Работай быстрее! Откуда я возьму деньги? Мне придется занять, видимо. Может, Кэролин…
– Может, Кэролин мне даст, – говорю я вслух. – Она сказала, что мне надо куда-нибудь уехать на выходные. Я просто скажу ей, что еду… ну, не знаю, куда-нибудь. В Маргейт. И вместо этого поеду в Шотландию.
Я чувствую, как Коннор кладет подбородок мне на плечо и щекочет дыханием шею:
– Может, но это дальняя дорога, Идс. Много часов на поезде. И разве Кэролин ничего не заподозрит, если ты попросишь целую кучу денег на дорогу до Маргейта?
Раздражение горячим огнем бежит у меня по венам. Он прав. Черт.
– Так что же мне делать? – Я наконец поворачиваюсь к нему.
Его подбородок все еще лежит у меня на плече, и теперь он упирается мне носом в щеку.
Коннор размышляет:
– Ну, ты можешь сказать Кэролин правду.
Я невольно морщусь.
– Она наверняка захочет помочь, – замечает он.
– Но тогда мне придется сказать ей, что я знаю, где они. И что знала все это время. Если я скажу ей, она пропустит всю часть, где я еду за Бонни, и просто вышлет полицию.
– Идс, я знаю, что тебе не хочется это слышать, но, может, лучше…
– Ты прав. Я не хочу это слышать.
– Но ведь в результате ничего не изменится. Бонни будет дома и в безопасности. Ты разве не этого хочешь?
– Нет, в результате изменится все. Она доверяет мне. Если я расскажу полиции, где она, то предам ее. И какой я тогда буду подругой? Я не доносчик.
Он издает звук: не то вздох, не то цыканье, не то стон.
– Ты не думала, что пора перестать считать это доносом? Прошло шесть дней. Она пропустила два экзамена.
– И поэтому я съезжу и привезу ее. Но сделаю это именно так: поговорю с ней, постараюсь убедить. А не стану выдавать ее полиции. Ты правда не видишь разницы?
– Вижу, конечно. Но она сама натворила дел, а ты тут убиваешься, пытаясь ей помочь. Не уверен, что она этого заслуживает.
Я потрясена:
– Ты серьезно?
– Да.
– Коннор!
– Черт, Иден, почему ты думаешь, что должна ее защищать? После всего, что случилось на этой неделе? Ты же видела, что ее побег сделал с ее родителями? Она поганит людям жизни, и ей абсолютно наплевать.
– Неправда. Зачем ты так говоришь!
– Вчера ты расплакалась на экзамене! – Он откидывается назад, с недоумением глядя на меня широко распахнутыми глазами. – Ты! Она вообще не должна была рассказывать тебе, куда уехала. Не надо было навешивать на тебя это. Что она за подруга?
– Ничего она не навешивала. Она рассказала мне, потому что мы дружим. Лучшие друзья поступают именно так: рассказывают все друг другу. Особенно плохое. И секретное.
