До сих пор в историографии нет четкого представления о номенклатуре должностей руководства Балтийского флота, их полномочиях и персональном составе, в частности, в январе-феврале 1918 г. Это связано с серьезным противостоянием между Центробалтом и центральным руководством морского ведомства (фактическим главой которого был Дыбенко). С середины января готовилось и 30 января (12 февраля) 1918 г. было опубликовано «Временное положение о комиссарах Морского комиссариата», которое вводило назначение комиссаров вместо выборных матросских органов. Уговорить Центробалт подчиниться этому решению удалось только после того, как специально приехавшая 19 февраля в Гельсингфорс Коллонтай (тогда – нарком социального обеспечения) заявила, что комиссары назначаются якобы лишь на переходный период от нового флота к старому, а дальше снова будут действовать выборные органы. 20 февраля появился приказ о вступлении в управление Балтийским флотом главного комиссара Николая Федоровича Измайлова (1891–1971) и начальника военно-морского отдела Ружека. 4 марта Центробалт был распущен, хотя еще за три дня до этого в своем воззвании к морякам он отвергал возможность сложения полномочий.
Воспоминания капитана 2-го ранга В. А. Белли позволяют установить, как происходила смена власти на Балтийском флоте в марте 1918 г. «Как-то ближе к весне на “Кречете” собрались представители судовых комитетов, в речах которых звучали такие фразы: “Довольно нам товарища Ружека, давайте нам адмирала Развозова”. Фразу подлинно такую произнес старшина-электрик Е. Дужек, входивший вместе с Е. С. Блохиным в управление флотом от Центробалта, эсер по партийной принадлежности. Собрание действительно постановило пригласить А. В. Развозова командовать флотом, с отменой должности начальника военного отдела Центробалта и с освобождением А. А. Ружека от его обязанностей».
12 марта 1918 г. была вновь введена должность начальника морских сил Балтийского флота (то есть командующего флотом), на которую был назначен Развозов. Новый командующий тут же был обвинен комиссаром Измайловым в том, что он вступил в тайные переговоры с руководством белых финнов об условиях, на которых русский флот мог бы остаться в Гельсингфорсе после его занятия финскими частями. Поэтому через восемь дней он был снят с этого поста, а его преемником стал Щастный.
Существует несколько версий назначения Щастного командующим флотом. По одной из них, он был избран советом флагманов (то есть органом, состоящим из высокопоставленных офицеров) 24 марта 1918 г. и лишь затем получил утверждение от центральной советской власти. В действительности ситуация была обратной. Не Щастный был избран Советом флагманов, а Совет флагманов был создан по инициативе Щастного. Как писал бывший начальник штаба флота князь Черкасский бывшему командующему Развозову 29 марта 1918 г., «морские дела идут в прежнем духе, если не считать создания постоянного совета флагманов – вершителя судеб флота и А. М. Щастного – главного распорядителя. Таким образом, и коллегия налицо, и А. М. [Щастный] ни за что не ответственен, т[ак] к[ак] в совете не состоит. Хорошо ли это? Думаю, хуже не будет, но удивляюсь, как “г[оспо]да”, ратуя о единовластии, сами участвуют в коллегии. А. М. [Щастный] – другое дело, здесь хитро устроенное сохранение “невинности”». Обращает на себя особое внимание последняя фраза – Щастный представляется Черкасским как серый кардинал, вершащий судьбу флота, но остающийся при этом в тени. Кстати, Щастный был одним из самых младших капитанов 1-го ранга русского флота (на 25 октября 1917 г. он занимал 242-е место в списке по старшинству из 255 капитанов 1-го ранга). То, что столь молодой офицер смог возглавить флот в условиях «тихой анархии» (по выражению одного из современников), говорит о высоком авторитете Щастного среди сослуживцев.
В военном ведомстве Советской России в это время происходила смена руководства. Троцкий стал наркомом по военным делам (с 14 марта) и по морским делам (с 6 апреля), а в роли главного флотского военспеца при нем оказался контр-адмирал Альтфатер.
18 марта состоялось совещание «верховной военной коллегии», на котором было принято решение «“покончить с дилетантизмом”, внедрять в армию новейшие достижения военной техники и военного искусства, строжайшую дисциплину. Комплектование армии предполагалось “на добровольческих началах, но лицо, принятое на военную службу, должно подчиняться всем военным законам”». В этом совещании принимали участие, кроме Троцкого, ряд бывших генералов. 29 марта 1918 г. введено временное положение об управлении Балтийским флотом, которое предусматривало должность начальника морских сил Балтийского моря и главного комиссара. Никаких выборных коллегиальных органов на флоте не предполагалось. Начальником морских сил был официально назначен Щастный.
В этот момент ситуация в очередной раз обострилась. Как только небольшой участок залива у побережья юго-западной Финляндии очистился ото льда, 12 тыс. немецких солдат высадились на полуострове Ханко (Гангут). Это произошло 3 апреля 1918 г. Стало ясно, что взятие Гельсингфорса немецкими войсками – дело ближайшего времени. Выстоять против опытных немецких фронтовиков у красных финнов шансов не было. 7 апреля с помощью захваченных ледоколов у Ловисы высадился еще один немецкий отряд в 3 тыс. человек. Теперь железная дорога Гельсингфорс – Петроград была перерезана. Правда, под самым носом немцев в столицу Финляндии успел проскочить эшелон с 500 моряками, направленными на усиление команд кораблей, которые должны были выходить из Гельсингфорса.
После высадки немцев на Ханко русские моряки взорвали 4 подводные лодки и их плавучую базу, а англичане затопили 7 своих подводных лодок и 4 вспомогательных судна.
Под руководством Щастного 5 апреля с немцами заключили Гангэудское соглашение, по которому оставалась надежда на сохранение за Россией тех кораблей, которые не смогут уйти из Гельсингфорса к моменту занятия города немцами.
Капитан 2-го ранга Гаральд Карлович Граф (1885–1966), мемуары которого полностью отражают антисоветскую позицию их автора, писал: «Когда в апреле 1918 года вопрос о переходе флота из Гельсингфорса в Кронштадт сильно обострился ввиду занятия германцами Финляндии, англичане проявили самый живейший интерес к его судьбе. Морской агент кэптен Кроми несколько раз ездил в Гельсингфорс, чтобы добиться от капитана 1-го ранга А. М. Щастного потопления флота. Это требование было мотивировано боязнью, что корабли достанутся немцам. Одновременно Кроми вел переговоры и с тайной организацией морских офицеров, имевшей целью уничтожение флота, если бы оправдались слухи о передаче его немцам согласно секретным пунктам Брест-Литовского договора […] Все старания Кроми ни к чему не привели. А. М. Щастный определенно заявил, что он во что бы то ни стало переведет флот в Кронштадт. Офицерская организация тоже отказалась без явных доказательств топить свои корабли. Вопреки заверениям англичан, что немцы обязательно заберут и используют флот, он спокойно перешел в Кронштадт. Оказалось, что насчет его Германия не имела никаких домогательств». Граф несколько смещает события – когда немецкие войска уже заняли Финляндию, было поздно ставить вопрос о потоплении флота. Деятельность англичан может относиться лишь к марту, когда немцы в Финляндии еще не высадились. По словам того же Графа, «инструкции Москвы были все время двусмысленны и сбивчивы: то они говорили о переводе флота в Кронштадт, то об оставлении в Гельсингфорсе, а то – о подготовке к уничтожению. Это наводило на мысль, что на советское правительство кем-то оказывается давление». Такое впечатление возникало в связи с быстрыми изменениями обстановки и борьбой сторонников и противников мира в руководстве страны.
