Крестоносцы врезались в толпу беглецов у ворот и принялись рубить их направо и налево, прорубаясь в город. С проездной башни было видно, как на помощь коннице из леса поспешили пешие воины. Меченосцы изрубили стражу, потоптали конями крестьян и прорвались в Герцике. Но тут примчался князь Всеволод с дружиной и атаковал братьев-рыцарей. Бой закипел с новой силой, гридни бились храбро и умело оттеснили крестоносцев обратно к воротам. Казалось, еще немного, и они выбьют врагов из города, но подоспели пешие воины епископа. Численный перевес неприятеля дало себе знать, и дружинники стали отступать. Пробившись к реке, они попрыгали в лодки и отчалили к противоположному берегу. Герцике пал.
Начался повальный грабеж. «Божьи дворяне» снимали с колоколен колокола, из церквей выносили иконы и прочее убранство, врывались в дома горожан и забирали все самое ценное. В плен попала жена Всеволода, была захвачена и княжеская казна. Всю ночь и весь следующий день крестоносцы свирепствовали в Герцике, а затем, когда грабить стало нечего, подожгли город и ушли в Ригу. Князь Всеволод увидел с противоположного берега реки пожар и с горечью произнес: «О Герцике, милый город! О наследие отцов моих! О нежданная гибель моего народа! Горе мне! Зачем я родился, чтобы видеть пожар моего города и уничтожение моего народа!» (Генрих Латвийский, с. 126).
Добыча, которую взяли меченосцы, была огромной, недаром Генрих Латвийский отметил, что, захватив Герцике, крестоносное воинство «в городе собрало по всем его углам большую добычу, захватило одежду, серебро и пурпур, много скота, а из церквей колокола, иконы (yconias), прочее убранство, деньги и много добра» (с. 126). Но самым главным трофеем братьев-рыцарей была жена Всеволода. Если бы не это, князь никогда не отправился бы в Ригу бить челом епископу и каяться в преступлениях против католиков, униженно умоляя отпустить супругу. Альберт благодушно выслушал Всеволода, заявил, что зла на него не держит, но для того, чтобы иметь им друг с другом крепкий мир, князь должен выполнить определенные условия. И мудрый епископ изрек следующее: «Если ты согласишься впредь избегать общения с язычниками, не будешь пытаться вместе с ними разрушить нашу церковь, не станешь вместе с литовцами разорять землю твоих русских христиан, если ты согласишься принести свое королевство в вечный дар церкви пресвятой Марии, так чтобы вновь получить его уже из наших рук, и вместе с нами наслаждаться постоянным миром и согласием, тогда только мы отдадим тебе королеву со всеми пленными и всегда будем верно оказывать тебе помощь» (Генрих Латвийский, с. 126). Проще говоря, Альберт потребовал от Всеволода стать его вассалом. И при этом открывать «все злые замыслы русских и литовцев» (Генрих Латвийский, с. 127).
У князя Герцике не было иного выхода, и он согласился на все условия епископа. Торжество Альберта было полным, поскольку малой кровью он подчинил себе еще одно русское княжество. Правда, в дальнейшем Всеволод старался вести себя независимо по отношению к Риге, но получалось это у него не всегда. При этом, используя родственные связи, он постоянно подстрекал литовцев к нападению на владения крестоносцев и по мере сил старался навредить католикам. Однако решающего значения это уже не имело.
* * *
Оставался Полоцк. Князь Владимир располагал значительно большими ресурсами, чем Кукейнос и Герцике вместе взятые, а потому и представлял для крестоносцев гораздо более серьезную угрозу. Особенно Альберта страшил возможный союз князя с враждебными католикам племенами: «Таким образом, ливонская церковь в то время, находясь посреди множества языческих племен, в соседстве русских, терпела немало бедствий, так как те все имели одно стремление – уничтожить ее» (Генрих Латвийский, с. 133). Но покончить с Владимиром, как с Вячко и Всеволодом, у епископа просто не хватало сил. Полоцкий князь проводил по отношению к германцам недружественную политику, не пропускал рижских купцов через свои земли и старался всячески напакостить агрессивному соседу. Поэтому в 1210 году епископ отправил к Владимиру посольство во главе с рыцарем-меченосцем Арнольдом. Полоцкий князь принял послов благожелательно, разрешил купцам из Риги свободный проход по своим землям и отправил в Ригу верного человека, чтобы тот обсудил с епископом условия соглашения.
В 1212 году произошла личная встреча полоцкого князя и епископа Альберта, которая имела судьбоносное значение для развития германской экспансии в Прибалтике. Инициатором ее был Владимир, который хотел поднять вопрос о дани ливов Полоцку и договориться о безопасном плавании купцов по Западной Двине. Епископ же хотел поговорить о совместной борьбе против литовцев. Вместе с ним увязался и изгнанный из Пскова князь Владимир Мстиславич, чья дочь была замужем за братом епископа. Альберт приютил родственника, оказав ему всяческий почет и уважение. С Владимиром Мстиславичем мы в дальнейшем еще не раз встретимся, поскольку в событиях, которые будут происходить в Прибалтике, он примет самое активное участие.
Вернемся к предстоящей встрече на высшем уровне. Примечательно, что епископ повел на эти переговоры рижское ополчение и рыцарскую конницу меченосцев, а Владимир – дружину и полоцкий полк. Ни о каком взаимном доверии речи не было. Переговоры назначили на нейтральной территории, в Герцике, поскольку, с одной стороны, Всеволод уже считался вассалом епископа, но, с другой стороны, он оставался русским князем. Владимир прибыл первым и успел ввести свои войска в город. Когда прибыл епископ, то договаривающиеся стороны встретились за чертой городских стен.
Разговор между князем и епископом получился очень примечательный. Генрих Латвийский достаточно подробно рассказал об этих переговорах, которые наглядно показали всю разницу в подходе русских и немцев к ситуации в Прибалтике. Это объясняет многое. И прежде всего то, почему одни вышли в этом противостоянии победителями, а другие потерпели поражение. Судите сами: «Король же, пытаясь то лаской, то суровостью с угрозами убедить епископа, просил его отказаться от крещения ливов и утверждал, что в его власти либо крестить рабов его ливов, либо оставить некрещеными. Ибо русские короли, покоряя оружием какой-либо народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег» (с. 152). Все! Как говорится, вот она, цена вопроса.
Епископу тоже было что сказать князю. Сначала он повел речь о духовном и сказал, что «больше надлежит повиноваться Богу, чем людям, больше царю небесному, чем земному, как Бог и сам велел в своем евангелии, сказав: „Идите, учите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого духа“. После этого епископ перешел к делам земным: „он твердо заявил, что от начатого не отступит и делом проповеди, порученным ему верховным первосвященником, не может пренебречь“» (Генрих Латвийский, с. 152). Сравним слова епископа со словами князя. Крестоносцам нужны земли, люди и души этих людей. Что нужно русским, мы уже видели. Вопрос о том, кто победит в этой борьбе, отпадает сам собой.
Между тем Альберт продолжал развивать тему. Генрих Латвийский свидетельствует, что «против уплаты дани королю он не возражал, следуя сказанному господом в его евангелии: „Отдайте кесарю кесарево, а Божье Богу“, так как и сам епископ иногда платил за ливов королю эту дань, тогда как ливы, не желая служить двум господам, то есть русским и тевтонам, постоянно уговаривали епископа вовсе освободить их от ига русских» (с. 153).
