Был еще один момент, который сыграл ключевую роль в дальнейших событиях. Даниил, который по княжескому разумению был не более чем псом на поводке у епископа, смертельно оскорбил природного русского князя и не понес за это никакой кары. По мнению Вячко, Альберт должен был либо жестоко наказать наглеца сам либо выдать его голову князю Кукейноса. А не заниматься ерундой в виде попыток примирения двух смертельных врагов, поскольку такие оскорбления смываются только кровью. Епископ показал свое двуличие, и Вячко не собирался его прощать. План мести, созревший в голове князя, был вполне осуществим, и Вячко решил его воплотить в жизнь сразу же по возвращении в Кукейнос.
Будучи твердо уверен в том, что Альберт отбыл в Германию, а в Риге нет достаточного количества войск, Вячко бросил вызов католикам. Стоя на башне Кукейноса, он внимательно следил за перемещавшимися по городу германцами. Часть из них были заняты на строительных работах, а другие просто маялись от безделья, слоняясь вокруг крепостных стен и подремывая на травке. В это время княжеские гридни с обнаженными мечами выскользнули из городских ворот и набросилась на крестоносцев. Те из немцев, что долбили во рву камень для постройки замка, даже не успели схватиться за мечи и щиты, сваленные в кучу у подножия крепостной стены, безоружных строителей дружинники изрубили за одну минуту. Остальные люди епископа успели вооружиться, но не успели облачиться в доспехи, а потому не устояли против закованных в броню русских воинов. Однако их сопротивление позволило убежать из Кукейноса трем немцам, направившихся прямиком в Ригу. Трупы убитых крестоносцев пустили по течению реки, а в Полоцк помчался гонец Вячко звать полоцкого князя в поход на Ригу, где сейчас нет ни епископа, ни большого гарнизона.
Князь Владимир это предложение оценил и в кои веки, проявив решительность, велел объявить о сборе полков по всему княжеству, а сам стал спешно готовить дружину. Но здесь как гром среди ясного неба пришла весть о том, что Альберт никуда не уплыл, поскольку его задержали ветра. Узнав о том, что произошло в Кукейносе, епископ обратился к тем пилигримам, которые хотели отплыть в Германию, и 300 бойцов сразу же откликнулись на его призыв. Все рыцари, которые были рассеяны по Ливонии, спешно вернулись в Ригу, а Альберт раскошелился и навербовал наемников. Когда же к этой армии присоединились отряды ливов со своими старейшинами, епископ решил, что этих сил будет вполне достаточно, чтобы покарать Вячко, и выступил в поход.
Узнав о том, какие силы против него идут, князь Кукейноса понял, что проиграл. Вестей из Полоцка не было, а, зная Владимира, Вячко не был уверен, что, получив сведения о случившемся, он поспешит на помощь Кукейносу. Не имея ни малейшего шанса устоять против мощи крестоносцев, князь распорядился сжечь Кукейнос. Пламя, которое поднялось над городом, было грозным предупреждением всем князьям о том, что у границ Русской земли появился новый страшный враг. Враг напористый, дерзкий, отчаянно храбрый и умелый в ратном деле. Но мало кто тогда обратил на это внимание, и люди вскоре забыли о судьбе Кукейноса. На его пепелище по приказанию епископа был выстроен замок Кокенгузен.
На местное население, которое поддерживало Вячко, Алберт обрушил свою карающую длань: «Узнав о сожжении замка Кукенойс и бегстве русских, послали кое-кого преследовать их. Среди них Мейнард и некоторые другие из слуг епископа догнали беглецов, немало их нашли по лесам и болотам, а именно лэтигаллов и селов, данников короля, единомышленников и сотрудников его в измене и убийстве тевтонов, захватили и некоторых русских, взяли добычу и имущество их, а также отняли назад и кое-какое тевтонское оружие.Всех, кого нашли из числа виновных в единомыслии измене, предали по заслугам жестокой смерти и истребили изменников в той области» (Генрих Латвийский, с. 116).
Что же касается Вячко, то он на целых 15 лет исчезает со страниц как русских летописей, так и европейских хроник.
* * *
После падения Кукейноса наступила очередь княжества Герцике. В 1209 году в Риге был спешно собран военный совет, на котором Альберт выступил с пламенной речью на тему о том, «каким образом избавить молодую церковь от козней литовцев и русских» (Генрих Латвийский, с. 125). В этот раз епископ Риги сбросил с себя маску и называл вещи своими именами. Он заявил, что «Герцике всегда был ловушкой и как бы великим искусителем для всех, живших по этой стороне Двины, крещеных и некрещеных, а король Герцике всегда был враждебен рижанам, воюя с ними и не желая заключить мир» (Генрих Латвийский, с. 125). Говоря о войне, епископ подразумевал не полномасштабные боевые действия, а мелкие набеги со стороны русских. Мы помним, как Всеволод угнал у людей епископа скот, и вполне возможно, что князь и дальше действовал в том же духе.
Тем временем епископ продолжал ораторствовать: «Вспомнив все зло, причиненное королем Герцике, вместе с литовцами, городу Риге, ливам и лэттам, решили идти войной против врагов рода христианского. Ибо король Всеволод (Vissewalde) из Герцике всегда был врагом христианского рода, а более всего латинян. Он был женат на дочери одного из наиболее могущественных литовцев и, будучи, как зять его, для них почти своим, связанный с ними сверх того и дружбой, часто предводительствовал их войсками, облегчал им переправу через Двину и снабжал их съестными припасами, шли ли они на Руссию, Ливонию или Эстонию» (Генрих Латвийский, с. 125).
Рыцарь-крестоносец
Средневековое изображение
И действительно если Вячко мог рассчитывать только на поддержку Полоцка, то Всеволод поступил хитрее и заключил союз с литовцами. Этот союз был скреплен женитьбой князя на дочери Даугерута, которого Генрих Латвийский характеризует как «одного из наиболее могущественных литовцев». Но в данной ситуации не помог и союз с литовцами. Рижский епископ для войны против Всеволода мобилизовал все германские силы в Ливонии и собрал очень большое войско. Мало того, складывается впечатление, что поход епископа на Герцике застал князя врасплох. В свое время князь Вячко проспал рейд рыцаря Даниила, теперь на те же грабли наступил его коллега из Герцике. Очевидно, что история с захватом Кукейноса Всеволоду впрок не пошла, и он недооценил величину опасности, надвигавшейся с севера.
…Этим утром в Герцике не ждали нападения, город жил повседневной жизнью. Лишь на стенах и башнях прохаживались дозорные, поглядывая по сторонам. К распахнутым городским воротам тянулись крестьяне из окрестных сел, торопившиеся на базар. Внезапно над городом загудел набат, на стенах забегали ратники, а из ближайшего леса выплеснулась группа всадников и помчалась к городу. Все, кто шел и ехал в Герцике, ринулись к воротам. Стражники не успели закрыть тяжелые створки, как узкий проход под надвратной башней оказался запружен беглецами. Крестьянские телеги, застрявшие в воротах, окончательно заблокировали вход. Между тем конный отряд приближался, уже были видны красные кресты на белых плащах меченосцев. Ярко блестели под лучами солнца шлемы и кольчуги рыцарей, земля мерно гудела от ударов сотен копыт.
