Лиса судорожно кивнула и тут же отвела глаза. Потом всё же собралась с духом и призналась, что Хэмиш в лесу уже вторые сутки и, скорее всего, заряд на его телефоне закончился – дозвониться до него никак не получается. Мисс Флоранс в этот момент выглядела искренне обеспокоенной. Надо позвонить шерифу Перкинсу немедленно, сказала она.
Смартфон в руке завибрировал, Лиса увидела сообщение от Хантера: «Где ты?»
– Мне нужно бежать, – заторопилась она. – Да, я попрошу маму, она позвонит обязательно.
– Я зайду к вам сегодня! – крикнула ей вдогонку мисс Флоранс, и девочка довольно кивнула.
Домой Лиса вернулась только после четырёх. Опять шёл снег, этот бесконечный снег, на город упали ранние ватные сумерки, а Лиса, как назло, засиделась в кафе с друзьями и опоздала на школьный автобус.
Раздеваясь, она выглянула из прихожей и увидела на столике в гостиной пустые чашки из-под чая. Макс, втянувший голову в ворот тёплого свитера и от этого нахохленный, будто продрогший воробей, сидел у камина перед разложенной на полу картой, которую чертил уже несколько дней.
– Мелкий, у нас гости были?
Макс кивнул, сосредоточенно ведя карандашом линию на карте.
– Да, мисс Флоранс приходила. Принесла пирожные, вкусные, мне разрешили съесть три штуки, но я всё равно есть хочу.
– О не-ет… – расстроенно пробормотала Лиса, стягивая промокшие ботинки. – Я совсем забыла, она же говорила, что придёт!
Натянув толстые шерстяные носки, которые она носила дома вместо тапок, Лиса прошлёпала в гостиную. Пальцы на ногах задубели, хотелось поскорее согреться, но дома было ощутимо холодно.
– Что ты тут колдуешь?
Сдвинув брови, Макс постучал тупым концом карандаша по своему чертежу.
– Я пририсовал посадочную полосу. Ты помнишь, где в лесу полуразрушенная площадка для стрельбы из арбалета?
– На «жёлтой» тропе, а что?
– Старый аэропорт находился неподалёку.
Лиса вздохнула и опустилась на ковёр рядом с братом.
– Сами мы туда не доберёмся. А где мама?
– Спит. Давно уже. Как мисс Флоранс ушла, так и спит.
Максим вздохнул и поёжился.
– Лиса, я есть хочу. В холодильнике ничего нет, кроме яиц и овощей, а я ненавижу овощи. И знаешь что…
Он поднял голову и посмотрел на сестру. Глаза его были встревожены.
– Знаешь, кажется, мама ела весь день и всё-всё съела. На кухне гора грязной посуды и куча упаковок от готовых обедов. Она ничего нам не оставила.
Лиса погладила брата по волосам, поднялась с пола и пошла на второй этаж, к спальне матери.
Сначала постучала осторожно:
– Мам, просыпайся. Надо купить продукты, завтра все дороги заметёт снегом. По телевизору обещали до ста сантиметров.
Никто не отозвался. Лиса постучала сильнее. Потом приложила ухо к двери. Она даже не удивилась, когда вслед за мерным дыханием матери услышала слабый шорох мотыльковых крыльев.
И ночью так было… И это ей не приснилось.
Но мама же проснулась этим утром. И всё было хорошо. Ладно, почти хорошо, но ведь ничего критичного не произошло. И завтра всё будет хорошо, нужно просто дать маме время прийти в себя. Да, просто дать ей время. И… не думать о снежных бабочках. Не думать о том, что с наступлением темноты они прилетят опять, и облепят все окна, и будут мерно шевелить своими отвратительными крыльями: «шууу-шшшууу…» и скрести лапками стекло…
Не думать о бабочках!
Лиса отскочила от двери. Судорожно потёрла запястье, как делала всегда, когда нервничала.
«Если я кому-нибудь расскажу, мне не поверят, – подумала она. – А если поверят…»
Через минуту она спустилась к Максу, стараясь выглядеть весёлой.
– Мелкий, угадай, кто тебя накормит сегодня? Правильно – я, и не благодари. Но завтра нам придётся смотаться на заправку, купим там чего-нибудь вкусного.
Максим сперва радостно закивал, но замер, уставившись на её ладони.
– Лиса… Тебя что, Боб так поцарапал?
Она недоуменно приподняла брови. Потом медленно вытянула руки перед собой.
Ладони с тыльной стороны были испещрены глубокими алеющими царапинами. Кое-где уже проступили мелкие бисеринки крови.
Лиса смотрела на свои руки словно бы со стороны, удивляясь только одному – почему ей совсем не больно?
Подрагивающими пальцами она стёрла кровь и спрятала руки за спину.
– Да… Боб… поцарапал. Только что.
Максим ещё больше вжал голову в плечи и шмыгнул носом.
– Я совсем замёрз. Почему так холодно? Давай что-нибудь сделаем? Может, Эвансам позвоним?
Эвансы были ближайшими соседями, и хотя их нельзя было назвать друзьями семьи, но Лиса знала, что в помощи они бы не отказали. Но она даже не стала раздумывать над этим.
Поймав вопросительный взгляд брата, она подошла и села на пол рядом с ним. Потом обхватила рукой, подула на макушку.
– Сами разберёмся. Нельзя нам сейчас никого домой звать.
– Почему это? – Макс изумлённо округлил глаза.
– Потому что нельзя. Сам же видишь, странно у нас всё. Папа пропал. Мама… заболела, спит, нами не занимается. Нам тут только соцзащиты не хватало. Ты что, в приют хочешь?
Максим с ожесточением закрутил головой.
– Не-ет! Лиса, не надо нам никого, мы сами всё можем сделать! Правда же?
Он с мольбой уставился на неё.
– Конечно, можем! – Лиса легонько щёлкнула брата по носу. – А сейчас я научу тебя, как сделать самый вкусный омлет на свете.
Глава 13
На следующий день детей никто не разбудил. Лиса проснулась сама в начале девятого. Едва глянув на часы, она вскочила, натянула носки и помчалась вниз, на первый этаж. В гостиной едва слышно бормотал телевизор. Стелла сидела на диване, погружённая в себя, и происходящее на экране её явно не занимало.
– Мам, ну ты чего нас не разбудила? – возмущённо воскликнула девочка. – Мы же опоздали на автобус!
Стелла поддёрнула плед повыше и поджала ноги. Она выглядела очень бледной. Лицо у неё опухло, под глазами легли глубокие синеватые тени. Медленно, всем туловищем, она повернулась к дочери, собираясь что-то ответить, но закашлялась. Сухой отрывистый кашель, казалось, выворачивал её внутренности наизнанку.
– Ох, нет… Какой жуткий кашель… Ты заболела? – Лиса присела рядом и погладила её по руке. – Сделать тебе чаю?
– Кажется, да… На оба вопроса…
Стелла натянула плед до подбородка и поёжилась. Голос у нее действительно был хриплый, простуженный; она болезненно морщилась и моргала покрасневшими веками, едва удерживая голову прямо, словно изо всех сил сопротивлялась сну.
