* * *
Глава 1
Старые рамы с дребезжанием распахнулись.
Крупный дятел, чёрным оперением и красной «шапочкой» напоминающий кардинала, выпорхнул из дупла клёна, растущего перед домом. Из окна второго этажа высунулся темноволосый вихрастый мальчишка в широком свитере с подкатанными рукавами. Он поправил съехавшие на нос очки и закричал, обращаясь к кому-то внизу:
– Лиса, под кроватью её тоже нет!
Из-под лестницы у террасы донеслось лязганье, что-то с грохотом перевернулось, после чего послышалось сдавленное чертыхание.
Девочка-подросток, пятясь, выползла из-под потемневшего от дождя настила и разочарованно пробормотала, отряхивая руки от паутины:
– И здесь нет.
Бросив быстрый взгляд на младшего брата, она скорчила трагическую гримасу и воскликнула, воздев руки к небу:
– О, вечный творец миров Тайова, летящий над бездной на шёлковых нитях паучихи Кокъянгвиити, которая неустанно сучит их из собственного брюха и прядёт наше мироздание! К тебе взываю!
Мальчик округлил глаза и покрутил пальцем у виска, но небо ответило отдалённым громовым раскатом, и Лиса, кивнув сама себе, продолжила:
– О, мать Кокъянгвиити! Когда-то ты сплела паутину этого мира: и звёзды, чтобы было куда расти, и горы, чтобы стать ближе к звёздам, и леса для зверя, и реки, полные рыбы, и духов, чтобы всё это охранять. И людей, которые открыли глаза, чтобы сказать, как хорош четвёртый мир Тайовы, тоже сплела ты, паучиха Кокъянгвиити. К тебе взываю!
Единственный зритель этого артистического представления перевесился через подоконник. За сестрой он наблюдал со всё растущим любопытством.
– Не ушла ли в Священный Лес – тот, что за курятником, – наша Фанни? Ответьте нам, духи!
Девочка запрокинула голову, закрыла глаза, и на её лицо упали капли дождя.
И голос сверху ответил ей:
– Я думаю, она всё-таки на чердаке.
Лиса открыла глаза, вздохнула и разочарованно посмотрела на младшего брата, ехидно ухмыляющегося из окна:
– Вот из-за таких, как ты, Макс, древние духи и ушли в леса!
Так Лиса и Макс Шеверсы четвёртый час искали кошку.
Эта тощая трёхцветная приблуда жила на ферме уже года полтора, но до сих пор хранила независимость и входить в семью на правах одомашненной не желала. Понятно, что независимость её была скорее условной – миску с кормом, который щедрой рукой отмеряли ей в семействе Шеверсов, она опустошала мгновенно, но никаких вам почесать за ушком или подставить пушистое брюшко – увольте, вот ещё глупости! Крыс и мышей, правда, душила исправно, и за это на её нелюдимость закрывали глаза.
Но вот она пропала, и без неё стало как-то неуютно. Понятное дело, Фанни была не единственным животным на ферме: водились здесь и куры, и кролики, ещё несколько конюшенных котов и один домашний, собака Шинук, старая коза Мэгги и даже лошади. Но дети знали, что кошка вот-вот должна была родить, и утаить такое чудесное событие, как новенькие котята, с её стороны – как хотите, но это форменное свинство!
С самого утра Лиса и Максим прочесали все возможные кошкины схроны на конюшне и в хозяйственном сарае, потом проверили все её тайники в доме и даже на всякий случай прошерстили ближайшие кусты на границе леса, но кошки нигде не было.
Оставался тот самый чердак – место для детей строго-настрого запрещённое, о чём красноречиво говорила прочная дверь, запертая на амбарный замок. Ключ, впрочем, никто не прятал, он висел на огромной связке с прочими, но дети не спешили нарушать запрет. Отец уже с год собирался провести там свет и сделать ремонт, но пока никак не доходили руки. А бродить по тёмному чердаку, где в углах клубятся тени, а толстые, потемневшие от времени балки, заплетённые липучей паутиной, так и норовят подставиться под твой упрямый лоб – удовольствие так себе. Лиса, во всяком случае, думала именно так. Возможно, у Макса были другие мысли на этот счёт, но его никто не спрашивал, а в одиночку отважиться на подобную вылазку он точно бы не рискнул.
С чердаком у Максима было связано очень смутное и очень страшное воспоминание. Стоило ему только посмотреть на дверь, туда ведущую, как ему казалось, что он слышит пронзительный крик Лисы и чувствует какой-то приторный запах. Несколько раз он пытался заговорить об этом с мамой, но та всегда отвечала, что Максу просто приснился дурной сон, а Лиса и вовсе замыкалась и разговаривать на эту тему отказывалась. Только однажды призналась, что сама не помнит, что случилось «в тот день».
Но если на чердаке действительно обосновалась кошка, это меняло всё. Как она могла туда попасть? Лиса думала, что её случайно впустила мама, когда относила на чердак какое-нибудь старьё, а Макс почти не сомневался, что она забралась по ветке старого дуба и пролезла в щель между крышей и стеной.
Дом был старый, но крепкий и тёплый. Его строил ещё дед, много лет назад, а отец Лисы и Макса, Джон, позже вывел террасу и сделал большой ремонт. Гостиная, декорированная дубовыми панелями, казалась бы мрачноватой, если бы не большие окна, светлая мебель и картины с живописными летними пейзажами на стенах. Почти вся мебель в доме была сделана дедом либо привезена им из многочисленных путешествий, и Шеверсы только после его смерти обновили обстановку. Был в гостиной и камин, в котором холодными вечерами плясало живое пламя, и пока за окнами ведьма-зима заметала сад снежной метлой, вся семья, включая собаку и кота, собиралась у камелька. Дверь из кухни вела на просторную крытую террасу, где с началом тёплых дней появлялось кресло-качалка, предмет вечных споров Лисы и Макса. Ближе к лету на террасу переносили канареек, и если дети забывали вечером набросить на клетки тёмную ткань, утро начиналось для семьи с первыми лучами солнца. Канарейки, распевшись, будоражили своими трелями всю птичью округу, а заодно собак, кошек и беспризорных енотов. Также на террасе стояла барбекюшница, и в следующем году, с началом летнего сезона, отец пообещал Максу открыть первый секрет приготовления жареного мяса – еды для настоящих мужчин. Уютная терраса, с весны до поздней осени оплетённая с двух сторон виноградом, была любимым местом для семейных ужинов летней порой, а с началом холодов всё семейство собиралось в гостиной, за большим дубовым столом, оставленным в память о старшем мужчине семьи.
Семье Шеверсов принадлежало около четырёхсот акров земли. Стоили эти угодья недёшево, и одноклассники не раз спрашивали Лису, был ли её дед богатым человеком. Лиса лишь пожимала плечами. Насколько она помнила деда, он походил скорее на человека не от мира сего, чем на удачливого бизнесмена. Он знал всё о земле, о растениях, при нём яблоневые сады каждый год приносили обильный урожай, а вино покупали лучшие рестораны из соседнего города. Когда-то «Эппл Гарден» было процветающим ранчо, но чем успешнее хозяйство, тем больше риски. Семь лет назад, в конце сентября, дед, получивший в округе прозвище «Заклинатель Урожая», погиб при трагических обстоятельствах, о которых дома старались не вспоминать, и вскоре на Шеверсов свалилась ещё одна беда. Непонятная болезнь поразила виноградники по весне. Стелла Шеверс винила во всём собственную неопытность, а Джон уверял её, что виной этого несчастья стал новый завод вверх по реке. Большую часть лозы пришлось вырубить, и хотя за несколько лет благодаря стараниям Джона и неустанной заботе Стеллы виноградник прилично разросся, до прежних урожаев было ещё очень далеко. Основным источником дохода для Шеверсов, как это было при деде, он пока не стал, но Стелла не теряла надежды. С каждой весной она видела, как крепнет новая лоза, как к осени наливаются сочные гроздья – и душа её радовалась. Правда, доходы резко упали, ферма едва себя окупала. Счета росли, и в начале этого года Джон начал всерьёз поговаривать о том, чтобы выставить ферму на продажу. Но Стелла, вопреки своему давнему желанию перебраться в город, уговорила его подождать. В новом сезоне – она была уверена в этом – виноградник даст небывалый урожай.
