Я тоже надеялась на удачу – хотелось снять счастливую историю о том, как люди приходят на выставку и выбирают себе питомца. Однако новые хозяева долго не появлялись. Многие подходили, гладили наших псов, общались с волонтерами, приносили гостинцы для собак, но серьезных намерений ни у кого не возникало.
Я попросила Лену отойти со мной подальше от музыки и шума, чтобы записать интервью. Мне не очень‐то верилось, что можно обычным воскресным днем вывести собак в парк и найти им дом.
– Раз на раз не приходится, – объяснила Лена, – иногда все к вечеру возвращаются в вольеры, а бывает, что несколько хвостов уезжают по домам. Но даже если сегодня все вернутся в приют, мы здесь не зря. Пусть люди знакомятся с собакам, гладят их, гуляют с ними по парку, пусть примерят на себя роль хозяина, и может быть, когда-нибудь потом созреют. Ты видела, сколько детей на нашей лужайке? Только представь, некоторые из них впервые видят собаку вблизи, впервые играют с ней. Ребятишки просто визжат от восторга. Когда-нибудь они вырастут и обязательно заведут собаку.
К середине дня посетителей на нашей выставке прибавилось. Под гуманитарную помощь для собак выделили беседку, она постепенно заполнялась мешками с кормом, подстилками, пакетами с лекарствами, поводками и ошейниками. Собаки нагулялись, освоились, каждая выбрала себе место для отдыха.
Большой, мохнатый, с крупными лапами пес по кличке Садовник улегся под дубом, его куратор уселась рядом в траву и почесывала ему живот.
– Почему Садовник? – спросила я.
Она улыбнулась и рассказала:
– Очень любит копать. Вывожу его из приюта в сквер, он тут же начинает рыть ямы – то передними, то задними лапами, грязь летит в разные стороны. Возиться в земле его любимое занятие. Поэтому и назвали Садовником.
– Вот бы ему попасть в хороший сад с добрыми хозяевами, – пожелала я и сфокусировалась на Пушкине.
Пушкин – черный водолаз. Мягкий, добродушный, растерянный. Ему не сидится на месте, полежит немного и ходит вокруг беседки, тянет за собой на поводке хрупкую девушку-волонтера, перемешивает носом опавшие листья, нюхает, слишком много новых запахов. Пушкин – потому что был найден в городе Пушкино, хозяева привязали его к скамейке и оставили.
У Марины на кураторстве много собак, но на выставку она привезла Баунти и Захару. Это крупные пушистые собаки-неразлучницы. Щенками две сестрицы попали в приют и вот уже четыре года Марина ищет им дом. Пристроить большую собаку редкая удача, а пристроить двух больших собак в одну семью – чудо. Кажется, Марина единственная, кто в это верит.
– Их нельзя разлучать, – объяснила девушка, – если одну из клетки забираешь, вторая тут же плакать начинает. Они друг без друга не могут. Они такие красивые, пушистые, активные, так любят играть, бегать, но никто не хочет их брать.
А вот Альму однажды забрали из приюта домой, а потом вернули – планы изменились. Альма самая воспитанная из всех, лежит спокойно в сухой листве, позволяет себя гладить всем детям и пристально смотрит в сторону танцплощадки. Там уже громче играет музыка, уже почти побороли застенчивость пожилые дамы и несколько кавалеров. Быстрая мелодия сменяется вальсом, кавалеров сразу разбирают, и дамы приглашают на танец друг друга.
Мышка тоже послушная собака и забавная. У нее тонкий хвостик и совершенно мышиная мордочка, черные глазки. Мышкой заинтересовалась девочка-подросток, видно, старшеклассница. Волонтеры переглядываются, держат пальцы крестиком, но давить нельзя, тем более, что решение все равно принимают родители.
Я понадеялась на счастливый сюжет и приблизилась с камерой к Мышке. Девочка нежно гладила собаку, расспрашивала волонтеров о ее характере и повадках, а потом, волнуясь, позвонила маме, рассказала о выставке, о Мышке и о том, что очень хочет забрать ее.
Мама пришла на лужайку уже через несколько минут, посмотрела на Мышку и принялась отговаривать дочку:
– Ты представляешь, что будет, если мы придем домой с собакой? Папа с ума сойдет, а у кошки вообще будет инфаркт.
Девчонка сидела на корточках рядом с Мышкой, быстро и часто гладила ее по холке, как будто хотела нагладиться про запас, впрок. Замечая внимание волонтеров и камеры, она удерживала на лице приветливую улыбку, но глаза наполнялись слезами.
Мама выглядела уставшей, видимо, была выдернута из домашних хлопот сюда, в этот праздник осени, танцев и надежд. У нее, наверное, много дел, а теперь вот и проблема прибавилась: как не взять домой приютскую собаку и при этом не ранить дочку?
– Ну сама подумай, – продолжила мама, – мы даже никуда уехать не сможем. А ведь мы собирались к бабушке Свете, помнишь?
– Мы уже третий год к бабушке Свете собираемся, – ответила девочка, перебирая пальцами Мышкину шерсть.
– Не третий, а второй, – уверенно возразила мама и посмотрела в даль, на танцующих стариков.
Перед моим объективом разворачивалось настоящее документальное кино: есть герои, между ними возник конфликт. Конфликт разрастается, интерес второстепенных героев – волонтеров – к происходящему повышается, музыка на ротонде сменяется на ритмичную, танцевальную, как бы подгоняя сюжет, бабушки и дедушки отплясывают все энергичнее, пристукивают ботинками по деревянному настилу. Девочка больше не может сдерживаться, хлынули слезы…
Она застыдилась их и кинулась к маме. Обняв дочь, та тихонько раскачивалась с ней из стороны в сторону, шептала что‐то успокоительное.
Я разрывалась. Так нужно было снять сцену конфликта с разных точек! Так нужно было записать чистый звук, так нужно было следить и за мамой, и за девочкой, и за Мышкой! Я быстро сунула микрофон кому‐то из волонтеров и попросила стоять с ним максимально близко к героям. Сама же бегала с камерой вокруг происходящего и искала лучшие ракурсы. Но стоило мне выстроить кадр, как девочка меняла позицию, стоило сфокусироваться на маме, та начинала двигаться и выпадать из фокуса, стоило поймать в объектив Мышку, она вертелась или вообще выходила из кадра. Но не могла же я просить моих героев придержать свои эмоции или поволноваться еще раз, для фильма.
– Я знаю, знаю, как сильно ты хочешь собаку. Я все знаю, – мама нежно гладила девочку по волосам, – я знаю.
Сцена кончилась. Мышка разочарованно посмотрела на девочку и побрела поближе к танцам, будто вовсе не от нее отказались, а она сама не захотела уезжать в новый дом. По поляне пролетели разочарованные вздохи волонтеров.
Я, уставшая, со всей своей техникой уселась под дуб, в траву и листья, туда, где накопал ямок Садовник. Интересно, что мне удалось? Что получилось? Можно ли будет смонтировать из этого материала сцену для фильма, близкую по эмоциям к реальной жизни?
В этот день ни один хвостик домой не уехал, но волонтеры были довольны уже тем, что собрали много гуманитарной помощи. Все места в машинах были заняты пакетами с кормом и прочими собачьими подарками. Пришлось ехать на метро. Увешанная техникой, еле передвигая ноги, я шла по аллее парка и чувствовала, как ощущение операторской удачи заглушает и адскую усталость, и боль в спине, и страшный голод.
