Девушка-ветеринар периодически подходила к нашему больному, следила за капельницей и проверяла пульс. Лене уже несколько раз звонил муж, о Виталике беспокоилась мама, мои тоже волновались. Но нужно было дождаться результатов анализов, и мы ждали. По очереди сидели с Филом на полу, гладили, говорили добрые слова.
– Я с раннего детства хотела собаку, но родители не разрешали, – рассказывала Лена, устроившись рядом с Филом, – мама говорила, вот будет у нас большой дом, тогда и заведем. За обедом, помню, я что-нибудь наворую со стола и несу нашим дворовым песикам. А когда мы с мамой шли по улице, я представляла, что у меня в руке поводок, а на поводке собака. Потом, когда подросла, решила, что стану кинологом. Столько книг перечитала про собак, про породы всякие. Но школа кинологов была далеко от нас. Не сложилось. В большой дом мы так и не переехали. И вот только когда стала самостоятельной, вышла замуж, забрала из приюта Малыша. Не понимаю, как я раньше жила без него?
– Зато теперь у тебя тысяча собак, – сказала Виталик.
Лена грустно усмехнулась.
Лучше Филу не становилось, анализы не прояснили ситуацию, решено было оставить его до утра в стационаре. Лена отдала в кассу все свои деньги, мы попрощались с подопечным, но он, кажется, нас не слышал и не видел.
В ночь я села монтировать историю Фила. Собрала в один сюжет виды приюта, кадры, где Фил лежит в вольере, кадры, снятые в машине и в клинике. Ролик получился коротким, но содержательным. В конце я указала реквизиты Лены для сбора средств на лечение Фила и выложила видео в Интернет.
Наблюдение, пейзажи, портреты, это прекрасно. Но главное для кино – действие. Есть действие – будет история, возникнет интерес зрителя. Вопрос жизни и смерти, перемещение героев, атмосфера вокруг них, диалоги, эмоции – то, что нужно для фильма. Я – злодейка! Собака погибает, а я удовлетворена.
Вечная дилемма документалистов встала и передо мной: пожар, что делать – снимать или тушить? Находчивые говорят, ставить камеру на запись и бежать за водой.
Помню сцену из одного документального фильма: на перроне стоит поезд, мужики грузят в вагон вещи, проводница торопит, поезд вот-вот отправиться, а тюков еще много. Оператор, который снимал этот эпизод, не выдержал, вышел из-за камеры и побежал грузить вместе с мужиками. Камера снимала сама. А оператор стал действующим лицом.
Должна ли я принимать участие в судьбе моих героев? Должна ли сама становиться героем фильма? Поначалу я хотела быть только наблюдателем, но события вовлекают.
Думаю, если все съемки будут такими тяжелыми, к монтажу я приду с разорванным сердцем.
Фила обследовали еще два дня. Лена возила его по разным клиникам на консультации. Она нашла лучшего врача и лучший стационар. Теперь у Фила, помимо имени, был опекун и даже медицинская карта, в которой появилась крючковатая запись: «Диагноз: панкреонекроз».
– Это отмирание клеток поджелудочной, – объяснила Лена, когда я приехала в клинику проведать Фила.
Мы сидели в коридоре и ждали, когда нас пустят в стационар.
– Врач говорит, что если бы мы привезли его раньше, было бы больше шансов, а теперь… – Лена закрыла глаза ладонью. – Но все равно надежда есть.
– А приютских собак усыпляют? – спросила я, наводя фокус по Лениному обручальному кольцу.
Она посмотрела на меня с упреком и по-деловому объяснила:
– Усыпляют, когда им невмоготу, когда онкология в последней стадии, например. Просто больных или пожилых мы не усыпляем. Как ты поймешь, сколько собаке осталось? Она может через полгода умереть, а может еще лет восемь прожить. У нас бывали случаи, когда старичкам находили хозяев, так они теперь живут себе спокойно и радуются. А если бы усыпили? Век у них и так недолгий – пускай живут.
– Ты уже третий день с Филом, устала?
– Тяжело, конечно. Хорошо, что я сейчас не работаю, а то не было бы времени на все эти больницы.
– А кем ты работаешь?
– Переводчик – испанский, английский. Но лучше бы я была переводчиком с собачьего.
– А вот, допустим, ты выучишь собачий язык, что станешь делать?
Лена оживилась и даже повеселела:
– Это интересно. Я, пожалуй, пройду по всем вольерам приюта и поговорю с каждой собакой. Сначала выясню, у кого что болит, все запишу и передам врачам, чтобы лечили. Потом спрошу, кто в какой дом и к какому хозяину хочет. А еще поговорю с агрессивными, попрошу их рассказать, почему они такие злые, чего им не хватает, что не нравится. И объясню, что пока они не исправятся, мы не сможем найти им дом.
Открылась белая дверь, и нам разрешили войти.
В дальнем углу стеклянного бокса неподвижно лежал Фил. Он стал худеньким и маленьким. Взгляд застывший, пустой. Лапки увиты медицинскими трубками.
– А еще я бы попросила у Фила прощения за то, что мы его не уберегли, – добавила Лена.
На следующий день Фил умер.
Лена говорила со мной по телефону спокойно, но голос ее, видимо, после слез, был тихим и низким:
– Благодаря твоему ролику, Вик, я погасила все долги по Филу. Даже еще деньги остались, мы сможем оплатить операцию одной собачке. Так что от всех наших девчонок тебе большое спасибо. Ты там тогда обнови информацию, напиши, что Филу деньги больше не нужны.
Часть четвертая
Домой
Закончилось лето с его отпусками и поездками. Пока мы отдыхали в деревне, уладился вопрос с разрешением на съемку – я могу снимать в приюте на протяжении года. Думаю, у девушки из префектуры есть собака. И у префекта наверняка тоже.
Теперь, когда на руках были необходимые документы, когда я наметила Лену и Марину на роли главных героев, можно было действовать решительнее. Мне нужно найти деньги на создание фильма и собрать команду. Второй пункт сильно зависит от первого: будут деньги, появится и съемочная группа. К сожалению, кино – затратное искусство.
Вариант с получением государственного гранта я не рассматривала – слишком мала вероятность удачи. Поиск спонсоров? Не исключено. Но для этого нужен продюсерский опыт и время, а сюжет не ждет, развивается стремительно. Снимать надо уже в ближайшие дни. Привлечение интернет-аудитории – вот то, в чем у меня есть опыт и что сработает быстро.