Мне предстояло снимать самой, поэтому опять необходима была тренировка.
Я вышла во двор, установила камеру на штатив. Учебный сериал под названием «Жизнь двора и труд Гафура» продолжается.
– Что вы снимаете? – спросил прохожий.
– Весну, – ответила я односложно, чтобы избежать новых вопросов.
– А зачем?
– Учусь. У меня задание такое – снять весну.
– За весной надо на кладбище. Но вы молодая, не поймете, – пожалел мужчина о моей житейской неопытности и продолжил в поэтическом духе, – вот где обновление. Солнце сквозь ветки, женщины в косынках оградки красят, прошлогоднюю траву сгребают, а под ней из черной земли росточки проклюнулись. Вот там весна! Старое отмирает – новое нарождается.
Мужчина не стал дожидаться ответа, да и что бы я могла ему сказать?
* * *
Лена встретила меня обеспокоенная. Одной рукой она подметала, перестилала подстилки, наливала воду в ведра, а в другой у нее был телефон. Говорила она беспрерывно: то звонила сама, то звонили ей. По ее репликам я поняла, что какую‐то собаку нужно срочно везти в ветлечебницу. Лена искала того, кто мог бы на машине отвезти их к врачу.
Я прицепила на нее микрофон, включила камеру и с этого момента снимала не останавливаясь.
– Сергей Петрович, – Лена позвонила начальнику приюта, – у нас тут одна собака не встает. Понос, рвота – полный комплект. Я сейчас ее в клинику повезу. Вы у себя пометьте, первый ряд, тридцать шестой вольер.
Затем Лена тут же набрала новый номер и, прижав плечом телефон к уху, принялась раскладывать по мискам гречку для своих подопечных.
– Але, Виталь, ну что, сможешь? Давай тогда поскорей, боюсь, не успеем. Спасибо, мой дорогой.
– Юля, да, привет еще раз. Отбой, парнишка знакомый повезет. Уже жду его. Давай, пока.
Теперь Лена разносила миски по вольерам. Я следила за ней через объектив. Она продолжала вести переговоры в режиме «срочно», и не было в них паузы, чтобы можно было узнать подробнее, что случилось.
Наверное, так работают в Центре управления полетами при запуске ракеты: все напряжены, все при деле, на каждом ответственность, ни единой свободной секунды. Только там большая команда, а здесь Лена одна, а дел на целый волонтерский отряд.
Лена покормила нескольких собак и взяла на поводок своего любимчика Мишку. Мы вышли за территорию приюта, в парк. Здесь было спокойно, лай остался позади, и даже телефон притих. Лена тяжело вздохнула и поделилась со мной и с камерой усталостью:
– Каждый раз иду в приют и говорю себе – сегодня буду заниматься только своими! И каждый раз что‐то случается, и я должна помогать, лечить, ждать, решать, ехать. У меня Мишка невыгуляный, у меня Чапа голодная, надо всем подстилки поменять, старичку лекарства дать и при этом домой вернуться пораньше, ужин приготовить, мужа встретить с работы.
Снова запиликал мобильный, Лена ответила:
– Через пятнадцать минут? Только ты помоги мне его вынести, он сам не ходит.
– Кто не ходит? Что случилось?
– Песик из первого ряда. Решила сегодня пробежаться по рядам, посмотреть, все ли на месте, у всех ли вода, еда. Смотрю, лежит: глаза открыты, дышит, но без сил совершенно. Глаз один мутный-мутный и навыкате. Куратора у собаки нет, имени нет. Лежит помирает. Вот сейчас мой приятель с машиной приедет, повезем к врачу.
– Можно я с вами? Снимать буду.
– Конечно можно. Пойдем, покажу этого песика, – Лена потянула Мишку за поводок и мы пошли на звук собачьего многоголосья.
Рыженький со светлым брюшком пес лежал в вольере на дощатом полу. Морду он опустил на передние лапы, смотрел в одну точку. Левый глаз был заметно крупнее правого, а взгляд совсем неосознанный.
Лена вошла в вольер, присела на корточки рядом с собакой и потормошила ее за холку. Больной не двигался.
– Может, все-таки сам пойдешь, зайчик? – она попыталась поставить его на лапы, но пес висел в ее руках как тряпочка, – ладно, жди.
Лена уложила собаку и пошла к воротам встречать Виталика.
Я осталась с больным. Снимала. Общий план: пес лежит не двигаясь, его клетка открыта. Справа и слева от него, за запертыми решетками, бурлит приютская жизнь – собаки хрустят кормом, лают, греются в солнечных лучах.
Крупный план: собачьи глаза, пустой взгляд из ниоткуда и в никуда. У меня трясутся руки, трясется камера, крупный план будет в браке.
Я остановила съемку и зашла в вольер – пока Лена не придет, посижу с беднягой.
* * *
На одеяле Виталик и Лена погрузили собаку на заднее сиденье «жигуленка». Лена села рядом и уложила собачью голову себе на колени. Я устроилась впереди и направила объектив на моих героев. С третьей попытки Виталик завел машину и мы поехали в клинику.
– Лена, а деньги у тебя есть на врача? – спросила я, когда сфокусировалась.
– Есть немножко. Нам хватит на первичный прием и анализы. А если нужна будет операция, стационар, лекарства, придется объявлять сбор в Интернете.
– Как зовут собаку? – спросил Виталик.
– Никак не зовут, – грустно ответила Лена, – давайте назовем как-нибудь. Пусть будет Фил.
Лена отвернулась от камеры, опустила стекло и подставила лицо встречному ветру. Мне показалось, что она сдерживает слезы.
В клинике я первым делом обратилась к администратору с вопросом, можно ли у них снимать. Разрешили без проблем. Нас с Филом приняли без очереди. Его взвесили и уложили на металлический стол. Врачи обрили лапку, поставили катетер, взяли кровь. Долго щупали собачий живот, расспрашивали: сколько псу лет, что ел, сколько пил, чем болел раньше? На все вопросы у Лены был один ответ – Фил приютский.
Под капельницу Фила положили в больничном коридоре, на коврик. Лена сидела рядом и наблюдала за ритмичным падением лекарства в прозрачной трубочке. Я через объектив наблюдала за Леной.
– Почему они болеют? – спросила Лена как будто у капельницы. – Собаки не должны болеть.
Она закрыла лицо руками, растерла щеки докрасна и скинула сентиментальность.
Двигалась и растворялась в кабинетах очередь взволнованных хозяев и печальных питомцев. У мохнатой собачки зашит глаз, ей непривычно смотреть одним, и она трет лапкой шов. Мужчина аккуратно удерживает ее лапу, чтобы собака не задела швы, и гладит свою любимицу. Бигль приходит в себя после наркоза. Хозяйка держит его на руках, как ребеночка, и немного раскачивает из стороны в сторону – убаюкивает. Девушка наливает воду из пластиковой бутылки в крышечку и предлагает попить крошечному йорку. Малыш жадно пьет и просит еще. У всех этих собак есть имя, возраст, есть даже история болезни в карточке, есть родной человек. А у Фила ничего этого нет, кроме имени, да и оно появилось только два часа назад.
