Хоть мы и звали наших зверьков лисятами, но до конца не были уверены, что это именно лисы. Александр Аркадьевич заглянул в коробку и развеял наши сомнения:
– Хвостики с белыми кисточками? Конечно лисята. Двухнедельные, не больше.
Первым делом хотелось узнать, что ждет наших найденышей.
– Я завтра еду в Тверь. Там реабилитационный центр, где выхаживают всяких пострадавших лесных зверей, а потом выпускают, – сказал лесничий. – Вы не переживайте, все с лисам вашими будет хорошо. Их не обидят.
Лисята должны были переночевать у Александра Аркадьевича, поэтому я собрала в сумку молоко, бутылку, соски и рассказала ему, как кормить:
– Понимаете, они все разные. Вот эти двое научились из бутылочки пить, вот этот и тот пьют из блюдца. А эти вообще ничего не умеют, их надо учить кушать.
– Научим, – решительно пообещал Александр Аркадьевич.
– Даже если не будут просить есть, все равно кормите, – попросил Леша, – они могут молчать от слабости.
– Им надо подстилку менять, – добавил Санька.
– Не переживайте так, я же биолог по образованию, справлюсь…
– Чуть не забыла, – прервала я, – один, самый темненький, все время плачет. Мне кажется, у него живот болит. Я ему массаж животика делала после кормления. Вы на него обратите внимание, ладно?
– Вы молодцы, все правильно сделали, – сказал Александр Аркадьевич и поставил коробку с лисятами на заднее сиденье машины. – Лиса бы не пришла к ним, пока в доме люди. Умерли бы от голода. Жалко их, конечно, и лисицу жалко. Ходит, наверное, тут кругами, сердце себе рвет.
Он стремительно выехал с нашего участка. Мы грустно смотрели вслед.
Теперь никаких забот. Тишина, никто не тявкает. Не надо никого кормить. И не надо никого ждать. Можно не следить за временем и уйти гулять хоть на весь вечер. Но почему‐то от этого не радостно. Мы вернулись в дом. Кот Тема сидел на окошке и следил за птицами. Я взяла его на руки. Подошли мои ребята, стали его гладить и чесать за ушами в четыре руки. Тема недовольно вырвался и вернулся на подоконник.
Всю дорогу в Москву думала о лисятах и вспоминала приютских собак. Некоторые животные страдают от вмешательства человека, а некоторые не могут без него существовать. А может быть, и сам человек нуждается в общении с животными? Кажется, я нуждаюсь.
Мы остановились у придорожного кафе, купили кофе, пирожки и устроили маленький пикник. Кот Тема в теплой кофточке сидел в машине и смотрел на нас через стекло.
– Ребята, я думаю, надо снимать фильм! – сказала я, глотнув кофе.
– Про приют? – Леша задал вопрос, не удивляясь, как будто знал, что рано или поздно мы вернемся к этой теме.
– Да. Поможешь мне?
– Куда ж я денусь, – согласился мой оператор.
– А мы собаку из приюта возьмем? – понадеялся Саня.
– Нет, Сань, – твердо ответила я, – мы просто снимем фильм. Люди его посмотрят и разберут всех приютских собак.
– И да будет каждая собака счастливой и домашней! – с иронией сказал Леша и торжественно приподнял бумажный стакан с кофе.
– Ты прав! Фильм будет называться «Каждая собака», – и я легонько стукнула своим стаканчиком по Лешиному.
Вернулась из деревни. Начинаю вести дневник фильма «Каждая собака». Буду записывать сюда отчеты о съемках, планы, идеи, размышления.
Самое главное в любом проекте – замысел. Он должен быть стоящим – стоящим сил и части жизни, которая будет на него потрачена. Он должен быть интересным, чтобы не пропало желание работать. Он должен быть нужным еще кому‐то, кроме его создателя.
Я снимаю долго. Обдумываю, изучаю тему, ищу героев. Съемки в жанре наблюдения могут занять несколько месяцев. А в монтаже я вообще теряю чувство времени.
И вот сейчас, запуская проект, надо хорошенько взвесить собственные силы и заинтересованность в теме. Будут трудности, проблемы, спад творческой энергии, будет кризис – захочется все взять и бросить. Но если замысел сильный, он меня вытянет. Идея должна быть настолько крепкой, чтобы она смогла стать топливом для творческого мотора на долгое время.
Завтра разведка боем – первый съемочный день. Поедем вдвоем с Лешей, пристреляемся. Хочу уловить атмосферу приюта. Побыть там, привыкнуть к лаю. Надо выбрать точки съемок, присмотреться к собакам, людям.
Если завтра не испугаюсь, не разочаруюсь, то займусь оформлением официального разрешения на съемку.
Часть третья
Одна собачья жизнь
Глава 1
Первый съемочный день. Марина
Солнце – спасение малобюджетных съемок, оно светит лучше осветительных приборов, а главное, бесплатно. В первый день нам повезло с освещением.
Лена встретила нас с Лешей в приюте и провела в глубь вольеров. Мы остановились, сняли кофры с техникой и осмотрелись. Сегодня здесь было по-своему красиво.
Асфальт сухой и теплый. В солнечных лучах взлетали и падали клочки собачьей шерсти. Ветер гонял их по земле, как перекати-поле. Шерсть цеплялась за ржавые прутья клеток, плавала по поверхности воды в ведрах.
Собак разморило первое тепло. Вытянув лапы, они лежали на деревянном полу и ленились лаять. Те, кто поактивнее, поднимались, просовывали морды через прутья и нюхали воздух, чуть заметно шевеля кожаными носами. В проходе между клеток прыгал воробей. Потом залетел в ближайший вольер, сел на край ведра, схватил клювом крошку корма и выпорхнул на свободу. Заключенные следили за ним взглядом. Когда воробушек наелся и взлетел, собаки как по команде подняли головы в небо.
Леша начал снимать, а я пошла вдоль клеток – рассматривать собак. Какие же они разные! Это совсем не стая, как мне показалось зимой. Они все по отдельности. Каждая – особенная. У каждой свой взгляд, движения, повадки. Смотрят из-за решеток, что‐то думают, интересно, что?
Мне их жалко, хочется зайти в вольеры, присесть рядом и поговорить с каждой, как я, бывает, говорю с Санькой перед сном: нежно, певуче, о чем‐то хорошем. Но я не знаю их мыслей и побаиваюсь.
Большинство собак лежат в одной и той же позе – на животе, просунув передние лапы и морду на волю. Если смотреть от первой клетки в сторону последней в этом же ряду, видна череда торчащих из вольеров лап и носов. В этой статичной сцене смирение и тяга к свободе, безысходность и надежда. Это тот кадр, ради которого стоило ехать.
