– Найдем и больше. Весь дом наш, верх это склад. Давно тут торгуем, скидка хороший будет, как брату…
– Скидка – это хорошо, – я показал жестом «ко мне».
Когда чеченцы подошли, продавец сбледнул с лица.
– Зачем так, брат? Мы торгуем, плохо не делаем. Местным платим.
– Спокойно, не нервничай, – я достал деньги, – нам одеться, и все. Мы заплатим. Подбери на всех, хорошо?
Пока продавец подбирал куртки, я отодвинул Ваху в сторону, дал денег.
– Дуй по улице. Найди, где сумки продают или большие рюкзаки. Купи на всех. И то и другое, если будет. Только не одного цвета, понял? Все разное.
Ваха улыбнулся.
– Понял, как не понять. Сейчас сделаем, да…
– Разного цвета, все разные.
Пошли пешком. Переоделись, автоматы, разгрузки, плитники – все сложили в огромные челноковские сумки. В монастыре будь монахом, в борделе – гулякой.
Только сейчас я понял, как опасно то, что мы задумали. Народа тут – кишмя кишит. Попадаются, кстати, люди с красно-белой символикой – это, видимо, «болелы» решили по случаю гардероб свой обновить. Но в общем – не протолкнуться.
И если здесь будет перестрелка или, упаси Аллах, взорвется баллон с химоружием или чем-то таким – все тут и полягут на хрен. Не меньше, чем на стадионе, жертв будет, сто пудов. Тем более что улицы узкие, с них быстро и не выбраться.
Нужное нам здание – пять этажей на перекрестке. Верх весь складской, низ торговый. Три этажа и два. Видно было, что дела нехорошо идут – несколько окон даже выбито наверху.
Я поправил гарнитуру – она внимание не привлекает, все думают, что это от телефона, музыку слушать.
– Внимание на меня. Адрес перед нами. Смотрим наблюдателей, докладываем.
– Минус.
– Минус.
– Минус.
Странно. Хотя могли и не заметить… все-таки плохо, когда на улице народа столько.
– Двое на улице. Работаем без шума. Заходим, чистим…
Какой-же все-таки свинарник тут…
Турки примерно как мы – азиаты наполовину. Если в Европе все чуть ли не языком вылизывают, а в том же Таиланде просто в принципе не убирают грязь – то здесь примерно пятьдесят на пятьдесят. Что-то убирается, но все равно грязно, и люди с этой грязью живут.
Адрес напомнил мне старую Россию, из которой я уезжал… Россию, в которой еще сохранялись приметы девяностых. Здание вроде когда-то было офисным, но теперь в одной комнате столовка, в другой торгуют шмотьем, в третьей крупой, тут же что-то заносят – выносят, прямо в проходе стоят манекены… и если все это полыхнет ярким пламенем, то придется с этажей прыгать, потому что про пожарные выходы тут никто и никогда не слышал, а сгорит вся эта строительная пена и горючая пластмасса весело и с ветерком.
– Нашел лестницу.
– Идем.
Лестница – еще круче, тут кажется, ремонт когда-то начался, да не закончился.
– Третий.
– Работаем. Бислан, что на улице?
– По нулям.
Меня начинает грызть изнутри поганенькое чувство… что с адресом мы ошиблись.
На третьем нарвались на какого-то мужика, по виду главного здесь. Мы были уже со стволами… с пистолетами, автоматы пока решили не доставать.
– А вы чего…
Один из чеченцев дал турку под дых, прижал к стене…
– Нет!
Я подступил ближе… потому-то я и иду с группой, хотя моя подготовка с их не сравнится. Просто я знаю язык и знаю, что говорить, если не так пойдет. И что делать. Если запустить группу в одиночку – скорее всего, бойня будет.
– Смотри сюда.
Я делаю знак «волчья морда». Средний и безымянный палец с большим, указательный и мизинец – торчат как уши. Волчья морда – это знак радикальных националистов, крайне правых. Если честно – турецких фашистов. Люди здесь привыкли бояться этого знака – Серые волки очень много людей перебили.
– Все понял?
Мужик закивал головой, я сунул ему под нос фотографию Вахида Захара:
– Этот был здесь? Видел его?
Мужик закрутил головой.
– Не ври!
…
– Думаешь, мы твою семью не найдем?
– Я правда не видел!
– Несколько человек. Недавно сняли склад. Что-то привезли, но торговать не торгуют. Есть такие тут?
– Да… нет!
– Показывай, что на складах! Скажешь, что мы полиция. А будешь шуметь – семья твоя ответит.
Примерно через час я понял – пустышка.
Твою мать!
Чеченцы поняли это еще раньше и смотрели на меня исподлобья. Плохо, когда начинаем с промаха.
– Текер, – спросил я мужика, который уже понял, что его не убьют, – а у вас здесь, в здании, сотовыми торгуют?
– Конечно, торгуют, Эмин привозит, недорого совсем.
– А откуда привозит, не скажешь?
– Как не скажу. Он говорил, что из Дубая возит, у него там зять на стройке работает. Бригада там у них…
Вот хоть мусульмане не должны вообще ругаться, да я повторю – твою же мать. Твою же мать…
Говорят, что в любом деле можно найти как свои плюсы, так и свои минусы. Даже в провальном. Плюс то, что мы зашли в адрес и вышли – чисто, без единого выстрела и без полиции. Минус – в том, что в здании мы ничего не нашли. Система не сработала. А может, Вахид Захар – это вообще пустышка.
Машину я остановил, когда понял, что мы отъехали достаточно далеко – могли ведь и полицию вызвать. Стамбул всегда был настроен против волков, это все же очень не турецкий город. В шестнадцатом город буквально восстал против очередного военного переворота, люди шли с голыми руками на бронетранспортеры и танки. И это стало причиной проигрыша не меньше, чем звонок Эрдогану или осуждение международного сообщества. Военные перевороты удаются только там, где народ запуган и пассивен, где он отдает право армии решать свою судьбу и судьбу страны. Турки раньше безропотно принимали те решения, которые принимало высшее армейское командование за них. А в тот раз они показали, что военным страну не отдадут. И военные отступили.
Ладно. Надо решать, что дальше делать.
Достал спутниковый телефон, набрал номер. Дождался ответа:
– Семен, – назвал я свой позывной, произнесенный как Сэмэн, – по нолям.
– У других тоже, – отозвалась трубка, – новостей нет. Отбой.
Если американцы слушают, а про то, могут ли американцы слушать зашифрованный спутник, ходили споры, то пусть решают, о чем это мы…
Но игра еще не закончилась.
9 октября 2020 года
Турция, побережье Черного моря
Район Арнауткей (албанский)
И где-то здесь начинается рай…
