На пристани разгружались под присмотром полиции – то ли присмотр, то ли конвой. К Арату подошел Бесо, тбилисский законник, вынужденный уехать, потому что в Грузии его ждал срок просто за то, что он вор в законе. Грузия, кстати, единственная из всех постсоветских стран официально, на уровне законодательства признала проблему существования воров в законе, не стала делать вид, что этого нет, – и определила меры борьбы с этим злом. Впервые в законодательстве были названы своими именами и получили толкование термины «вор в законе», «сходка», «разборка», за каждое из этих действий было определено наказание, наказание установили и для простых граждан, обращающихся к вору в законе для решения своих проблем. В итоге в короткий срок воров на воле в Грузии не осталось, все перебрались в более теплые и более лояльные страны.
– Я видел, к тебе подходили?
Арат сплюнул в Босфор.
– И что?
– Ко мне тоже подошли.
– Кто?
Бесо пожал плечами.
– Какие-то бородатые. Через клуб на меня вышли. Говорят вежливо.
– И что говорят?
Бесо понизил голос:
– Аджария и Абхазия всегда под турками были, а сейчас что?
…
– Если мы так же думаем, мы и будем главными. Если правильный выбор сделаем.
Арат резко повернулся к Бесо, тот даже шаг назад сделал.
– Бесик. Ты меня знаешь, я шепота за спиной не потерплю.
– Да погоди ты. Подумай, мы всегда были главными по движению. А сейчас мы кто? Нас с собственной земли выкинули! Надо всем вместе быть, они за свою нацию – а мы за свою. Надо свою страну делать, а не в чужой жить. Они помогут.
– Помолчи!
…
– Сходняк был? Был. Решили? Решили. Куда ты лезешь? Все молчат, а ты лезешь?
Бесик принужденно улыбнулся.
– Вопросов нет, Арат, я так им и сказал – не тема. Но ты все же подумай. И хорошо подумай…
Думай не думай…
Примерно в это же время «Мерседес» с гражданскими номерами катил по авеню Кеннеди – прибрежное шоссе в европейской части. За рулем был тот человек, который встречался с Аратом. Он имел личный выход на Султана, в прошлом исполнял роль тайного казначея партии, а сейчас был тайным советником Султана и выполнял наиболее щекотливые его задания.
Его звали Тургут-эфенди. Его отец был диссидентом, он был ранен во время событий 1977 года
[17], у него у самого был диплом Института дружбы народов в Москве – его туда приняли как сына видного деятеля международного коммунистического движения. Сам же Тургут-эфенди из молодого коммуниста превратился в манипулятора и профессионального лжеца. И мафиози. Именно он выдвинул концепцию использования мафиозных структур постсоветского пространства для нелегального контроля Кавказа и самой Москвы, именно он благодаря знанию русского языка и русских реалий договаривался с ворами в законе, именно он принимал от них грязные, полученные от рэкета и наркоторговли деньги в обмен на государственные контракты и общее покровительство. За счет этого он решал две задачи – поправлял благосостояние семьи, сильно подорванное отцом-коммунистом, и делался незаменимым в тайном штабе Султана, потому что незаменимыми были все, кто мог собрать деньги на политику. Много и быстро. Политика есть политика, и победы Султана на выборах обеспечивались в основном такими вот деньгами, притом что международные фонды и крупный турецкий бизнес были настроены проамерикански и денег Султану не давали. Но тем было хуже для них, ибо, чем меньше крупный бизнес давал денег Султану, тем меньше он прислушивался к нему. Выступая на митингах в бедных кварталах, он уже в открытую называл крупный бизнес кровопийцами и намекал на то, что скоро все изменится.
И каждый понимал – как.
Сейчас Тургут-эфенди понимал, что они бегут по лезвию ножа и стоит только остановиться или пошатнуться – и всё. Московское образование давало ему возможность объективно оценивать реальность: США уже не верят Турции и идут с ней на открытый конфликт. Но без США турецкой экономики не будет, и роста на семь-десять процентов в год, как привыкли люди, тоже не будет. А если его не будет, то люди вспомнят, что говорил Султан про олигархов и их богатства, и призовут его к ответу. И тогда придется решать – туда или сюда. В Турции исторически сложилось так, что казна пополнялась за счет того, что конфисковывали богатства тогдашних олигархов, а их самих под надуманным предлогом отправляли или в тюрьму, или на виселицу. Исторический опыт живуч, и вся та стамбульская улица, вся чернь – она ждет повторения подобного. Выходить из кризиса за счет своего и так тощего кошелька она не позволит – все снесет.
А с другой стороны – Китай, Россия, с которыми нельзя дружить, если ты хочешь дружить с США, тайные сделки с Ираном, с которым тоже нельзя дружить, но и не дружить тоже не получается, испорченные отношения с Израилем, на налаживание которых в свое время потратили много сил, никак не прекращающаяся война на границе – в Сирии, война внутри страны, в Курдистане, падение экономики… и ты от всего этого бежишь… но не можешь убежать – как во сне.
На перекрестке «Мерседес» начал догонять мотоцикл с двумя пассажирами в черных глухих шлемах. Обычно турки ездят на недорогих, примитивных японских мотоциклах, которые или собраны на месте, или импортированы из Пакистана или Бангладеш, но этот был дорогой, купленный наверняка в мотосалоне в европейской части – там продают такие. На следующем перекрестке мотоцикл стал рядом с «Мерседесом», и пассажир быстро достал и установил на дверь «Мерседеса» что-то вроде детской юлы, примагнитившейся к стальной поверхности с сочным глухим звуком. Тургут-эфенди ничего не заметил – он лишь услышал рокот высокооборотного мотора, увидел рванувшуюся вперед черную молнию, а в следующую секунду накладной кумулятивный заряд взорвался, разорвав его пополам.
Арат, хоть и отбрил назойливого и недалекого Бесика, не мог не думать о том, о чем он сказал.
Воры, хоть у них и было в «понятиях», что вор не должен сотрудничать с властями, но сотрудничали и еще как. Даже в ГУЛАГе воры всегда были опорой администрации в борьбе с политзаключенными. Деда Хасана обвиняли в сотрудничестве с администрацией, что не помешало ему занять высшую ступень в иерархии – в его ресторане «Старый фаэтон» буквально решалась судьба криминального мира.
Политика вмешалась и в их жизнь, их буквально вышвырнули из страны. Но сейчас… Арат кожей чувствовал всю опасность того положения, в котором они сейчас находились.
В чужой стране и меж двумя огнями, меж националистами с одной стороны и исламскими экстремистами – с другой. Каждая из сторон не прочь заполучить их на свою сторону, но любая и будет мстить, если они выберут другую. И мстить жестоко…
Ветер бил в лицо – день был непривычно хмурый, холодный для осени.
Арат посмотрел вниз – на носу столпились гости, невеста пыталась повторить фото как в «Титанике». Ржала, как кобыла.
