Так, в страхе они учились верить. Верить, но не слишком…
И вот сейчас отец учит его быть таким же, как и он. Жить так же, как и он.
Бояться так же, как и он.
Он вдруг понял, почему ему так тягостен этот разговор. Потому что он не уважает своего отца. И раньше не особо уважал. А этот разговор лишил его последних остатков уважения.
Назим отодвинул тарелку и встал.
– Извини, отец. Но лучше мне уйти. Я полицейский и не могу говорить об этом. И Мустафе, чтоб ты знал, – помочь не смогу.
Бросив машину на одной из улиц, комиссар пошел на берег Босфора. Ему надо было подумать.
Ноги сами несли его к тому месту, где он был в последний раз с Али. Где он выпустил его руку и Али пропал навсегда…
Он часто спрашивал – Али, а как бы ты поступил? И не слышал ответа.
Стемнело. По берегам Босфора вспыхнули миллионы огней, красиво отражаясь в маслянистой воде пролива. Речные пароходики встали на прикол, потому что ночью они не ходят, ночью пролив открывают для больших судов. По обе стороны пролива – и на азиатском, и на европейском берегу – задорно веселилась молодежь, гуляли туристы, играла музыка. Чайки, успокоившись и наболтавшись за день, искали на крышах место для ночлега.
Вот и мост.
Вот я и здесь, Али.
Что скажешь?
Как мне жить? Как говорит отец – или?
Он уже плохо помнил Али. Но помнил, что тот никогда не оставался в стороне от драки, если дрались его друзья.
А он?
Это все… плохо. Очень плохо.
Так нельзя жить.
Но так живут.
Так живет его многострадальный народ. Есть и те, кто живет иначе. Но их мало.
Они такие несгибаемые перед врагами, потому что перед своими готовы согнуться…
– Комиссар…
Хикмет резко обернулся.
– Как вы сюда попали?
В сущности, если бы этот комиссар не был против меня, он бы мне даже нравился. Каждый должен делать свою работу с душой. Но…
Наверное, мне не надо было подходить. Но я подошел. Просто потому что увидел.
– Меня отпустили.
– Отпустили?
– Да, именно. Пришел адвокат, и меня отпустили.
– Какой адвокат?
– Арслан Бекбулла.
Комиссар криво усмехнулся, рука его вернулась на свое место. До того она была рядом с пистолетом.
– Конечно же. Дорого стоят его услуги.
– Немало, – согласился я, – можно подойти?
– Вы теперь свободный человек.
– Да, точно. Но я бы не хотел вам мешать.
Я подошел ближе, оперся на перила моста.
– Один из самых красивых видов Стамбула, что днем, что ночью, – сказал я.
– Зачем вы меня искали?
– Я вас не искал. Просто я люблю приходить на это место. У меня есть друг… точнее, был друг. Он очень любил ловить здесь рыбу. Здесь мы и встречались.
– И что с ним случилось?
– Он уехал.
– То есть мы с вами встретились здесь совершенно случайно?
– Именно. Но если хотите, я уйду.
– Да нет, оставайтесь. – Комиссар тоже повернулся к воде. Азиатский берег светился мириадами огней.
– Скажите, – вдруг сказал комиссар, – у вас есть отец?
– Был. Он умер.
– Сочувствую…
– Это было давно.
– А мать?
– Она жива. Осталась в России…
Комиссар замялся.
– Можно, я задам вам один личный вопрос?
– Задайте.
– Если бы кто-то из близких вам людей… родственников… скажем, совершил бы что-то плохое… вы бы ему помогли? Или отказали бы?
Я усмехнулся.
– Вопрос не такой простой.
– И все же?
– Знаете, в России в свое время миллионы людей вынуждены были решать такой же вопрос. Что важнее – родство или истина? Это было сто… уже сто с лишним лет назад. То, что получилось в итоге, называется гражданская война.
…
– Но Россия все-таки осталась европейской страной. Именно потому, что тогда большинство выбрало не родство, а истину. Мне кажется, здесь такой же выбор. Если ты европеец, ты выбираешь истину. Если ты азиат, ты выбираешь родство. Вопрос в том, кто ты. Вряд ли на этот вопрос так просто ответить.
Комиссар помолчал, потом кивнул головой, смотря на переливающуюся цветными огнями воду.
– Спасибо…
20 сентября 2020 года
Стамбул
Турция… или Османская империя – как кому будет угодно – до какого-то момента была очень похожа на Российскую империю… но лишь до какого-то момента. У Турции не нашлось своего Петра I, и с этого момента исторические дороги двух империй навсегда разошлись. В России царственный революционер перевернул страну сверху донизу, перенес столицу, начал отрезать бороды и учить придворных французскому. Ну и строить – промышленность, флот, регулярную армию. Это было революцией сверху, и худо ли, бедно ли – она шла до 1917 года. А. С. Пушкин в письме Великому князю Михаилу написал: все Романовы – революционеры. Вряд ли это было правдой, не все… но по крайней мере каждый второй. В Турции не нашлось султана, который бы втащил отсталую страну на рельсы модернизации… в итоге уже к началу двадцатого века хищные соседи и мировые империи изрядно поживились за счет османских владений, а Первая мировая война империю добила. Россия же продолжила свое существование как империя – именно за счет раз за разом происходящих актов модернизации, порой с большой кровью, но происходящих. Кстати, турецкий Петр I появился – Ататюрк, но слишком поздно, и у него была не царская кровь, он был просто армейским полковником, отличившимся на войне.
Но Турция, всего лишь одна из стран, создавшаяся на обломках империи, все-таки сохранила определенные традиции. И одной из них было четкое социальное разделение. Преступники могли относиться только к райа
[16] – самой низкой социальной категории в империи, ниже были только зимми – то есть все, кто не мусульманин. Эту традицию сломал Султан. Не имея прочной поддержки в армии и не доверяя ни армии, ни спецслужбам, ни созданным при Ататюрке националистическим структурам «глубокого государства» – Серым волкам, контргерилье, – Султан был вынужден опираться в своей силовой политике на уголовные элементы. А уголовников хватало – Турция, к примеру, является главным поставщиком опия для фармацевтических нужд, и кто его знает, как ведется учет собранного с опийных полей молочка. Но помимо своих мафиози Султан начал активно привлекать в страну воров в законе. Азербайджан, Грузия, Украина, даже русские и чеченцы. Средняя Азия. В результате только в Стамбул за два с небольшим года переехало больше тридцати активных воров в законе. Они покупали недвижимость, на основании этого получали вид на жительство, покупали и основывали на свои кровавые и ворованные деньги бизнес, выводили сюда капиталы. Турецкая полиция порой демонстративно отказывалась расследовать разборки воров в законе, а спецслужбы – их негласно охраняли, оберегая от русских и чеченских ликвидаторов. В результате слава воровской столицы перешла от Ростова и Одессы к… Стамбулу. И даже те, кто уехал намного раньше в Испанию, к примеру, постепенно подтягивались к теплым водам Мраморного моря.
