– То-то и оно, что с изнанки, мать-перемать! – крикнул Клим Климыч и бросился к собору к ещё не рассосавшейся толпе. Ну, не толпе, конечно, но четыре-пять человек ещё стояли, смолили сигареты, – кто «Парламент», кто «Приму».
Поначалу к известию о хищении «запорожца» люди отнеслись с юмором. Это всё равно что старую телогрейку с забора украсть – кому она нужна-то? Но по мере проникновения в суть вопроса лица у мужчин серьёзнели. Амнистированные? Ага… У сторожихи пьянствовали? Понятно.
Тут выяснилось, что никто, кроме Клим Климыча, этих «обретших свободу» не видел. Пришли в ночь и исчезли спозаранку. Сколько их было-то? Двое… А может быть, трое? И почему не предположить, что они подались ночью в церковь и своего же «третьего» сбросили вниз, потом пьянствовали целый день и скрылись на чужом «запорожце»?
Игнат высказал робкую мысль: де, если они ночью человека убили, то законно предположить, что они бы сразу дёрнули в бега. Зачем ещё целый день пьянствовать в опасной близости от трупа? Но трезвый голос не был услышан, потому что «вы не знаете этих людей», «им человека убить – что цыплёнку голову свернуть», а также «пьянство у них на первом месте, и не захотят они после стольких лет заключения лишить себя законного удовольствия» – и так далее, и в том же духе.
Когда подкатила санитарная карета с фельдшером, а вслед за ней Фроловский драндулет с милиционером – первая версия была прорисована уже во всех подробностях. Врач Надежда Ивановна брезгливо осмотрела труп и засвидетельствовала смерть «вследствие падения с большой высоты и столкновения с неблагоприятным металлическим вертикально торчащим предметом».
Перед тем как увезти труп в кашинский морг, каждого жителя Верхнего Стана подвели к покойнику. Милиционер всем задавал один и тот же вопрос:
– Вы не узнаёте потерпевшего? Всмотритесь внимательнее. Может быть, где-нибудь встречались?
Все ответили отрицательно. Опер Зыкин был молод, застенчив и неуклюж. Что-то в нём было щенячье – то ли взгляд, то ли неуверенность в жесте. Хочет руку для убедительности вскинуть, уже начнёт движение, а на полпути вдруг и передумает. Так и стоит с оттопыренной рукой, ладонь открытая, словно монету просит. Потом спохватится, достанет из кармана карамельку и задумчиво сунет в рот. Народ знал, что таким способом опер борется с курением, но зачем же над трупом карамельки сосать? Мог бы и повременить!
Неубедительно выглядел и весь его опрос. У него даже не хватило ума скрыть радостного щенячьего возбуждения. Это же надо – какое интересное дело подвалило! Ему, вишь, надоело разбирать пьяные драки и искать пропавшие вёдра, бидоны, в крайнем случае велосипеды. За год ни одного приличного дела. А здесь, прямо как в столице – в центре богатого дачного посёлка (вон за деревом джип «чероки» стоит!) загадочное убийство неизвестного. Правда, тыкалась холодным носом в щёку простая мысль: несчастный случай. Почему не предположить, что неизвестный в состоянии алкогольного опьянения попёрся на крышу церкви да и сорвался? Но Зыкин гнал от себя пресные предположения. Здесь всё очень серьёзно. Не исключено, что это террористический акт, а может быть, месть по личным мотивам. А может быть… да всё что угодно может быть, господа хорошие!
Рвение застенчивого опера несколько остудил рассказ Клим Климыча про угнанный «запорожец».
– Для первой версии годится, – сказал Зыкин строго. – А пока попрошу всем задержаться в посёлке на два дня. И без моего разрешения никуда не уезжать. Мы будем прорабатывать разные линии.
Зыкин и не думал называть себя во множественном числе. Все знали, что он единственный опер на всю округу. Когда он сказал «будем», то имел в виду большую серьёзную работу, которую он будет вершить с соратниками, прибывшими из области. К сожалению, он не ошибся.
8
Да как же было Флору Журавскому не узнать мертвеца, если две недели назад он выиграл у него семьсот зелёных?
Вы бывали в казино? Если не были – считайте, жизнь для вас проходит мимо. Вот где истинные страсти, драмы, восхождения и падения. Коли боишься проиграться в пух, то играй по маленькой. Главное, наблюдать, как раскрывается личность человеческая. Зайдите в казино, господа!
Выбор, где играть, богатый. Вот, скажем, «Арбат», бывшая «Тропиканка». Сейчас он расширился. На первом этаже огромный зал с игральными столами, на втором – ресторан с яствами. Там же устраиваются блестящие шоу. Есть особый зал, где можете пощекотать себе нервы, наблюдая бой без правил. Это истинно мужское наслаждение, но и женщины заходят полюбоваться литыми телами бойцов. Да, кстати, бар там тоже отличный.
Не нравится «Арбат» – иди в «Корону». Там те же блага, а изюминка – трёхкарточный покер. Хотите роскоши, блеска, позолоты – езжайте на Ленинградский проспект. Рядом с Белорусским вокзалом есть обалденное казино – них пол прозрачный, пальмы по углам, люстры глаза слепят – фантастическая роскошь!
Но мы вам советуем – не уходите с Нового Арбата. Идите в «Метелицу» – самое старое и крепкое казино в этом районе. Уже в самом названии – игривом, истинно русском – чувствуется безудержное веселье. Пляшут снежинки, как ваши мечты, пьянят кровь, свежим озоновым духом обмывают лицо.
«Метелица» – рублёвое казино. Можно, конечно, и долларами пользоваться, но игра там идёт в родной валюте – очень удобно. Первый этаж – ресторан «Блек-Джек». Там по телевизору показывают бега, так что можно делать ставки. Но особая достопримечательность «Метелицы» – второй этаж: в нём зал для vip – особо важных персон. Закуски и напитки там бесплатные – хоть упейся, и играют здесь по-крупному.
Флор казино не любил, а попал туда потому, что Лёвка за руку привел. Конечно, в карты Флор играл, в преферанс по молодости просиживал иногда до утра. Покером не баловался, но правила, как интеллигентный человек, разумеется, знал. Вообще-то Флор был человеком азартным, – вопрос только, куда ты свой азарт направляешь.
А направлял его Флор на своё ремесло. Беда только в том, что в новую эпоху демократии, рынка и господства чистогана заниматься чистым искусством стало крайне невыгодно. Те, кто хотел покупать его пейзажи, не имели даже малых денег, а люди с мошной живописью не интересовались. Трудно сказать, чем они вообще интересовались. Похоже, что главное для них – вложить деньги в такое дело, чтобы прибыль потекла рекой уже на следующей неделе.
Но забросил Флор живопись вовсе не из-за её неокупаемости. Боже избавь! Просто почувствовал дыхание новых времён, в голове забрезжили другие мысли, другие размеры и задачи. Волновало слово «экология». Флор вдруг стал ощущать планету, как дом родной. Иногда даже казалось, что ночами, прижавшись спиной к матрасу, он ощущает, как шарик крутится и летит во вселенной неведомо куда. И сладко было понимать, что он на этом шарике полноправный хозяин и защитник. Ну, и сознаемся себе самому: концептуальное пространственное искусство во имя защиты живого сулило куда большие барыши, чем обрамлённые рамой заросшие пруды, туманы над заливными лугами и заснеженные еловые леса.
Заниматься концептуальным искусством Флора заставила сама жизнь. И не только потому, что краски и кисти стали безумно дороги, хотя это тоже играло свою роль. Иногда столько угрохаешь на полотно да на подрамник, на синь берлинскую и прочее, что цену покупателю боишься назвать. Как-то получается, что сама работа и не стоит ничего.
