Следователь. Как зовут мать покойной?
Захар. Понятия не имею. Впрочем… кажется, Ольга Николаевна.
Следователь. А фамилия?
Захар. Вот уж никогда не интересовался её фамилией. (После паузы.) Наверное, тоже Гофф. Я знаю, у Евы девичья фамилия. Она была когда-то замужем, но фамилия у неё девичья. Она сама мне об этом говорила.
Следователь. Понятно. (Что-то пишет.)
Захар. Можно воды?
Следователь. Где же я вам возьму?
Захар. Я сам себе принесу. (Уходит.)
Следователь (набирает по телефону номер). Юдин? Это Перцев. Проверь, пожалуйста, не лежит ли в психушке некая Ольга Николаевна Гофф, и не случилось ли с этой Гофф что-нибудь вчера вечером. Да, и сразу мне позвони. Из морга ничего? Жду.
Входит Захар со стаканом воды, садится, готовый к длинному разговору.
Захар. Я вас слушаю.
Следователь. У меня больше вопросов нет.
Захар. Зачем же я за водой ходил?
Следователь (пишет). Не знаю.
Захар. Я ещё хотел добавить – так сказать, в интересах следствия. Курсы, условно названные «погружением», очень эффективны, а мадам занималась с нами совершенно бесплатно.
Следователь (с усмешкой). Это я уже знаю. А теперь, пожалуйста, изложите все свои показания письменно и подпишитесь.
Картина девятая
Холл, за столом Лысов и Елена, в углу неприметно сидит Даша; кажется, что она ничего не видит и не слышит.
Лысов. Зачем ты ему всё это сказала?
Елена. Он спросил, я сказала. Что я, девочка – выкручиваться?
Лысов. А тебе не приходило в голову подсчитать, – скольких людей ты сразу подвела?
Елена. Никого я, кроме себя, не подвела.
Лысов. Да наша Танечка каждый день отмечает тебя в книге ухода-прихода. А потом ещё твоей рукой пишет, что ты ушла в библиотеку.
Елена. Кто в неё смотрит, в Танечкину книгу? Реестр мёртвых душ.
Лысов. А про то, что я сейчас нахожусь здесь, а не в командировке в Риге, ты тоже сказала?
Елена. Нет, это ты сам скажешь, если найдёшь нужным.
Лысов. И на том спасибо. Какой я всё-таки дурак! Зачем связался с этой командировкой? Виталий взял за горло. Это, говорит, неважно, что вы сами не поедете. Главное, чтобы они в Риге знали, что вы где-то рядом. Все вопросы в три раза быстрее решим.
Елена. Стыдно, конечно. Но передо мной-то зачем оправдываться?
Лысов. А мне ни перед кем не надо оправдываться. Со мной всё в порядке.
Елена. С тобой – да, со мной – нет. Дома я сказала, что уехала в командировку, на работе – что сижу в Ленинке. Зачем? От привычки лгать. Было бы из-за чего…
Лысов. Ну хватит. Я был груб с тобой. Прости.
Елена. Помнишь, как мы с тобой познакомились? На банкете у Яши Брянского. Он тогда докторскую защищал. Ты сидел за столом напротив и произносил какие-то немыслимые тосты. Я спросила соседку: кто это? А она сказала – наш сюзерен. Смешное слово – сюзерен.
Лысов. А потом ты перешла в мою лабораторию.
Елена. А ещё потом мы уговорили себя, что это любовь.
Лысов. А разве нет?
Елена. Я уже не помню, как это было, я вижу, как это сейчас. Я понимаю, нельзя разрушать две семьи. Но если бы ты меня любил, я бы этот крест, розами увитый, всю жизнь несла. С восторгом! А ведь эта наша связь – от удобства только, чтоб далеко не ходить.
Лысов пытается её обнять.
Елена. Прекрати. Здесь совсем не к месту все эти галантности. Это наше погружение – тоже обман, очередная игра. (Смеётся нервно.) А ты не обратил внимания, как много людей вокруг во что-нибудь играют?
Лысов. Во что играют?
Елена. Моя подруга, например, в йогу. Совершенно помешалась. Мы, говорит, ничего не умеем, даже зубы правильно чистить не умеем, а йоги – умеют. Теперь она голодает и часами стоит на голове. «Йога лечит все болезни, кроме тех, которые вызывает сама йога?» Хорош лозунг?
Лысов. Что ты мелешь? Что общего в этой твоей йоге и нашем способе изучения языка?
Елена. А Гриша Дудов играет в сыроедение. Раньше он занимался защитой среды, трудно было найти более увлечённого человека, а сейчас с ним вообще не о чем разговаривать. Теперь у него один бог – Брегг. Не человек, а ходячий желудок. Господи, да если бы Пушкин был сыроедом, неужели он бы смог написать «Капитанскую дочку»?
Лысов. Ты часто ставила меня в тупик, часто… но подобные твои всплески, прости меня, внове. Я понимаю, ты устала…
Елена. А ещё телекинез, лекарственные травы, неопознанные объекты… И мы бросаемся играть в эти игры очертя голову, только бы спрятаться от реальной жизни. Зачем? В этой игре мы теряем детей, друзей, самих себя.
Лысов. Главное сейчас – уехать отсюда. И всё будет как раньше.
Елена. Нет, Виктор. Это наше последнее погружение. Как говорится, не поминай лихом.
В холл стремительно входит Дашина мать.
Мать. Простите великодушно, что я мешаю вашему разговору, но понимаете, какая незадача – Дашкин халат пропал. Невелика, конечно, потеря, халат, правда, совсем новый, на той неделе купленный, но ведь и большее теряем…
Елена (растерянно). Какой халат?
Мать. Банный, махровый, фээргэшный. Алёша, очень любезный молодой человек, посоветовал мне к Арине Романовне сходить, к сторожихе. Мало ли, она могла и по ошибке унести, когда все наверху были. Но Арины дома нет.
Елена. Да не мог никуда ваш халат пропасть.
Мать. Нет, вы уж поднимитесь со мной наверх. Я в ваших вещах не понимаю ничего. (Обе поднимаются наверх.)
В холл входит Захар, бросается к Лысову.
Захар. У меня новости. Оглушительные! Вчера ночью в больнице скончалась мать Евы.
Лысов. А вы откуда знаете?
Захар. Алексей сказал. При нём следователю кто-то позвонил. Поразительно, как они в милиции всё умеют быстро узнавать! Теперь мы знаем, что ночью Еве звонили из больницы. (Вдруг опомнившись.) А вы что здесь стоите? Он вас ждёт.
Лысов уходит. Захар ищет глазами, с кем бы ещё поделиться новостью, замечает в углу Дашу, тут же обращается к ней.
