Ева. Там были обнаружены уникальные древние рукописи из Спасо-Каменского монастыря. Ефим был этим очень заинтересован.
Анна. Из Москвы писем мало. Зачем ей было писать, если они и так общались… достаточно тесно.
Никита. Это нередкий случай, когда люди сохраняют хорошие отношения с первыми жёнами.
Анна. Да ради бога! Но почему тайно? Хорошие отношения… Она же любовницей его была! Правда, здесь как-то неуместно слово «любовница». (Встаёт, начинает ходить по холлу.)
Никита. Пожалуй. (Встаёт вслед за ней.)
Анна. А какие нежные письма, – они в них сетовали на жизнь, утешали друг друга, опять же, эти древние свитки, им посвящены лучшие страницы. Я читала их всю эту безумную ночь, луна – вот такая! – ухмылялась мне в окошко злобно. У них любовь была, а я все эти годы – одна, в пустом доме, чопорным несмышлёнышем… старушкой-молодайкой. (После паузы.) Она мне назло умерла, чтобы отомстить! Её уже нет, а я буду продолжать рыться в пыльной бумаге, искать это завещание и не находить. Но я знаю, оно есть. Это её дача – Евина.
Никита. Нет уже Евы.
Анна. Какая разница? У меня на всю жизнь останется ощущение, что не я, а она здесь хозяйка. (Вдруг бросается к Никите.) Как же вы не видите, – вон она, в кресле сидит и смотрит на меня!
Ева исчезает.
Никита (гладит Анну по голове). Ну будет вам. Там никого нет. Успокойтесь. И выбросьте из головы все страшные мысли. Хотите, я увезу вас из этого дома? Навсегда.
Двери в холл распахиваются, холл заливается светом, входят Даша с матерью, из другой двери – Захар, Алексей, Елена, Лысов. Все обступают Дашину мать, Даша несколько в стороне. Анна медленно освобождается от объятий Никиты. Она очень смущена.
Анна (уходит, Никита направляется было за ней). Я хочу побыть одна.
Мать. Следователь зовёт Зотову Елену.
Елена выходит. Минутная пауза, потом все задают один и тот же вопрос: «Ну как?»
Мать. Ничего страшного. Вежлив, корректен. Взял адрес, предупредил, что в случае надобности вызовет нас повесткой.
Захар (держится за сердце). Как у зубного врача.
Алексей (матери). Какие вопросы задавал?
Мать. Анкетные… потом взаимоотношения с умершей – всякие. Разрешил нам уехать домой. Даша, собери чемодан!
Даша. Я боюсь.
Мать. Чего ты боишься? Её ведь унесли давно. Ладно, я сама соберу чемодан (Поднимается наверх. Даша отводит Алексея в сторону.)
Даша (нерешительно). Месье Мартен, Алёша… у меня к вам один очень серьёзный вопрос. Мне здесь не с кем поговорить. Это очень важно.
Алексей. Все серьёзные вопросы мы решим с вашей мамой. (Поднимается вслед за матерью.) Вы уезжаете, поэтому необходимо разобраться с деньгами. Я староста. В этой тетрадке у меня всё записано. За пять дней мы, естественно, платим. Но у нас были перерасчёты.
Даша (шокированная). Какие деньги?
Алексей. Пиастры, Дашенька, экю и пистоли, старинный дублон имеет стоимость в два эскудо. (Поднимается по лестнице вслед за матерью.)
Лысов и Никита уходят, на сцене только Даша и Захар.
Даша. Про какие деньги он говорил?
Захар. Как вы не понимаете? Фиктивно, то есть для следователя, мы занимались бесплатно, но на самом деле за пять дней мы платим, а излишки нам вернут.
Даша. Месье Рошфор, простите, я не знаю вашего имени-отчества…
Захар (с достоинством). Захар Иванович.
Даша. Захар Иванович, вот вы говорили – отравление…
Захар (испуганно). Кому я говорил? Никому я ничего не говорил!
Даша. Вы милиционеру говорили. А можно отравиться снотворным?
Захар. А почему нельзя? Конечно можно. (Шёпотом.) Только надо попасть в яблочко.
Даша. В какое яблочко?
Захар. Оптимальная доза снотворного даёт здоровый сон (поднимает палец), слишком большое перенасыщение снотворными может вызвать отравление, организм взбунтуется, будет обильная рвота, и человек, перемучившись, всё же останется жив. Но есть некая доза, когда врачи бессильны. Например, четыре таблетки – несмертельно, а пятая – уже смертельно. Понятно?
Мать (выходит на верхнюю площадку). Даша, где твой махровый халат?
Даша (совершенно растерянно). Халат? Где-то я его видела… А где – не помню.
Мать. А кто помнит? Какая же ты всё-таки растяпа. (Захару.) Махровый халат, немецкий, совсем новый… Я за ним два часа в очереди стояла.
Захар. Ничем не могу вам помочь. Я не ношу женских халатов.
Мать (Даше). Не-е-т! Без халата я не уеду. Где у вас ванная комната?
Даша. Мама! (Бежит за матерью, потом останавливается, уходит вглубь холла и замирает, сидя в кресле.)
Входит Елена.
Елена. Следователь просит Кошко. Это вы, да?
Захар. А почему я должен идти не в свою очередь?
Елена. Не знаю. Он очень интересуется ночным звонком. Помните? В двенадцать часов ночи сюда кто-то позвонил.
Захар. Так ведь не я, а Алексей подходил к телефону. (Кричит.) Месье Мартен! (Алексей выглядывает сверху.) Следователь интересуется ночным звонком.
Алексей. Голос был женским.
Захар. Может, не надо этого говорить?
Елена. Скажите, что голос был мужской. Это сильно поменяет положение дел.
Картина восьмая
Комната Анны, в которой расположился следователь. За круглым столиком напротив следователя сидит строгий, подобранный Захар.
Захар. Я же говорил: мы жили с покойной в одном доме. Соседи, не более того. Даже этажи разные.
Следователь. Вчера ночью покойная первой ушла спать. Так?
Захар. Можно закурить?
Следователь. Простите, но я не переношу сигаретного дыма. У меня астматический компонент, и при курильщиках я кашляю.
Захар (обиженно прячет сигареты в карман). Да, она первой ушла.
Следователь. Ночью покойной кто-то звонил. Вы не знаете, кто бы это мог быть?
Захар. Откуда я могу знать такие подробности? Вот только… У покойной ведь мать в больнице. И куда бы Ева Сергеевна ни уезжала, она оставляла медсестре свои координаты. Медсестре она, кажется, платила какие-то деньги, а может быть, просто договорённость была – если что… сразу сообщить.
