Шульгину Эрик позарез был нужен. В руку, в ногу, но всё равно выстрел. Каждый знает, что убийства, совершенные киллерами, никогда не раскрываются. Но вдруг на этот раз будет не так! Вдруг найдётся настырный опер, который ухватит верную нитку и примется разматывать клубок? До сердцевины они клубок не размотают, нитка порвётся как раз на нём – на Андрее Шульгине.
Вот тогда и можно будет пустить ментов по ложному следу. Если у этого хлюпика Эрика была необходимость пристрелить старушку, то у него вполне могли быть критические отношения и с её племянником Лёвушкой. Эрика во всём и обвинят. Вот такую себе придумал Шульгин подстраховку. А лишние деньги никому не помешают. Правда, дальнейшие события выглядели как бы в тумане, деталей не рассмотришь, но общая догадка дышала правдой.
34
Эрик выбежал из церкви; дождь стоял стеной. Он зачем-то бросился к реке, но встал столбом. Неожиданная мысль парализовала ноги. А мысль эта была: а почему не расправиться с Марьей немедленно? Оружие у него уже есть. Он пристрелит Марью, а пистолет потом бросит рядом с покойным Шульгиным. Надо только, как учат все учебники по криминалистике, собственные отпечатки стереть, а Андреевы пальцы – отпечатать. За этим дело не станет, времени у него более чем достаточно.
Он вернулся домой во времянку без опасения встретить там Игната, поскольку знал, что тот в бане. Надел дождевик, шляпу с полями, прихватил чёрный шарф, чтоб прикрыть нижнюю часть лица. От кого он собирался прятаться, Эрик не думал, не до того было. Он шёл на убийство и одевался так, как требовал кинематографический этикет. Пистолет он положил в карман. Никак не мог сообразить, куда деть куртку убитого с документами. Потом решил, что во времянке её никак нельзя оставлять, а потому вынес из дому и спрятал под ближайшим кустом.
Мысль о том, что он полчаса назад убил человека, его не волновала, но он ужасно трусил идти к Марье. Никакие рассуждения на тему «Кто я? Тварь дрожащая?» и так далее его не мучили. Он просто боялся, что застукают, поднимется гвалт, крик, ему придётся давать какие-то объяснения. Это казалось фальшивым и стыдным, как неприличный сон.
Дальше произошла глупейшая история. Мало того что кто-то явился в комнату и зажёг свет, так ещё этот оборотень, немыслимой величины кот, располосовал ему руку от локтя до запястья. Свет, к счастью, тут же погас. Эрик сам не помнил, как выбежал из дому. Удивительно, что в этом близком к истерике состоянии он не бросил по дороге пистолет. Более того, он с ходу нашёл куст, под которым спрятал куртку Андрея, и схоронил её уже на другом берегу реки под корнями сосны. В карман куртки он предварительно засунул пистолет – не нести же его в дом к лесничихе.
Велосипед в придорожной канаве – он обычно прикрывал его лапником – тоже нашёлся сразу. «Не нервничай! – приказывал он себе. – Ничего страшного не произошло. Этот псих Андрей сам виноват. В конце концов, ты только оборонялся. А относительно Марьи – имеется твёрдое алиби. Ты в Москве, с этим не поспоришь!»
Соня не удивилась, не задала лишних вопросов. С её точки зрения, четыре часа ночи – вполне подходящее время для визитов. Он же не в шахматы пришёл с ней играть. Однако рана на руке привела её в ужас:
– Кто тебя так? Рысь? Вроде в наших лесах их нет?
Эрик не нашёлся, что ответить. Промолчал многозначительно. Рану обработали йодом, потом какой-то мазью. Наутро у Эрика поднялась температура. Соня преданно ухаживала за ним целый день, а после обеда уехала на велосипеде на ночное дежурство. Соню не надо было предупреждать, чтобы она держала язык за зубами по поводу присутствия Эрика в доме лесничихи. Соня скрывала их роман даже от подруг.
С дежурства она вернулась в воскресенье с большим опозданием и ворохом новостей:
– У вас в Верхнем Стане двое амнистированных какого-то мужика пришили. Его сегодня в наш морг привезли. Говорят, он с церковной крыши сорвался и на металлический штырь напоролся.
– Какие ещё амнистированные? – не понял Эрик.
Соня с удовольствием рассказала всё, что знала по этому поводу. Загадочных убийств в их районе давно не случалось, так только, драки по пьяному делу, или мужик бабу до крови изобьёт. А здесь происшествие, как в столице.
– Ужас какой! – вполне искренне воскликнул Эрик. – Страшно из дому выходить.
– А ты и не выходи, – ласково заметила Соня.
– Нет. Пойду. Я давно должен в Москве быть. У меня там дела. Я только тебя хотел дождаться.
– Да куда же ты поедешь? На кашинский автобус ты уже опоздал. Где ты в воскресенье попутку найдешь?
Они долго перепирались, обсуждая, опоздает Эрик на последнюю калужскую электричку или нет. В конце концов он настоял на своём. Перед отъездом спросил, нет ли у Сони рубахи с длинными рукавами, а то с расцарапанной рукой на люди показаться стыдно. Нашлась рубаха, белая, мужнина.
Эрик не поехал в Москву. Он решил, что в Верхнем Стане сама собой сложилась весьма любопытная ситуация. Неизвестный труп… неведомые амнистированные… И если появится в деревне неизвестно кем убитая безобидная старуха, то и её смерть будут валить на чужаков. Можно будет пустить слух, что здесь орудует секта. Кому придёт в голову заподозрить в убийстве Эрика?
Пробираясь на велосипеде по сумеречному лесу – эту дорогу он уже наизусть знал – Эрик не обдумывал, когда и как произведёт роковой выстрел. Главное, взять пистолет из тайника, а там жизнь сама подскажет! И она подсказала. Вот они, все как на ладони сидят на террасе и пиво пьют. Одной Марье не сидится. Кажется, уселась на удобном месте, но опять встала и ушла в дом. Но у Эрика хватило терпения дождаться нужного момента. Марья появилась с подносом и стала, как вкопанная. Только какого чёрта эта ледяная Инна её заслоняет? Он тщательно прицелился. Пистолет сработал как надо, грохнул на всю вселенную. Последним, что Эрик слышал, покидая свой пост, был отчаянный вопль Марьи. Попал!
– Ну что? Опоздал на электричку? А ведь я тебя предупреждала! – отчитывала Соня Эрика, когда он опять поднял её в четыре часа ночи. – Экий ты неуёмный. Всё тебе больше всех надо!
– Зато я дозвонился до Москвы. Моё присутствие там в ближайшее время уже не понадобится, – сочинял на ходу Эрик оправдание.
Со стороны, когда пытаешься анализировать поступки Эрика, он представляется полным кретином. Что он мечется туда-сюда, как заяц, потерявший собственный след? В драке он оглушил Андрея, потом сбросил его с крыши. Но уж не такая в церкви большая высота, чтоб тот убился насмерть. А всё последующее поведение Эрик строил именно на том, что Шульгин мёртв. Ну ладно, в первый раз случай помог. Но с Марьей-то откуда такая уверенность? Выстрелить в человека и попасть вовсе не означает убить его. Он не профессионал, у него нет оптического прицела. Если у тебя два раза не получилось человека убить – отступись! Зачем надо было заманивать Марью в свинарник? Но у Эрика словно мозги заклинило. Он уже не думал, что по деревне ходят люди и всё примечают. Во всяком случае, когда он в воскресенье ночью переплывал в лодке реку, его точно видели, он даже голоса слышал. А когда кота ловил, за ним наблюдали близнецы. Ну и шут с ними, он тоже про их подвиги может порассказать.
