Идея понравилась Марье Ивановне не только тем, что она помогает племяннику, но и романтическим флёром, в которую были облачены её визиты. «Майскую ночь» читали? Да-да, Гоголя Николая Васильевича. Там панская дочь ударила саблей по лапе ведьму, оборотившуюся кошкой. А потом днём по перевязанной руке она её и угадала. Только неприятно, что ведьма оборотилась кошкой. Зачем Гоголь в своей байке очернил благородное животное?
Последняя мысль недолго занимала Марью Ивановну. Уже азарт жёг ей пятки. С кого начнём? С Флора, конечно. Флор меньше всего подходил на роль потенциального убийцы, но в его доме всегда было много гостей. С июня у него во времянке жили два молодых человека, художники. Это, конечно, уважаемая профессия, но и художник может быть убийцей и вором.
К разочарованию Марьи Ивановны, дом Флора был пуст. Он был уже в полях, где творил своё концептуальное доброе искусство. И помощники были при нём. Но не губить же в самом зародыше хорошую идею. Пенсионерка решила наведаться во второй дом, к скульптору Сидорову-Сикорскому, правой руке Флора. Если самого Сидорова дома нет, то Раиса наверняка на месте. По такой жаре она в лес за малиной не пойдёт, а земляника уже отошла.
Сидоров-Сикорский, старый, одышливый больной человек, тоже собирался в поля ваять какую-то неведомую конструкцию из дерева, лыка и сухих трав. Он растерянно кивнул гостье и потянулся к шляпе. Сидоров-Сикорский был вне подозрений, но Марья Ивановна успела взглянуть на его руки. Это были руки рабочего человека, ноготь большого пальца чернел от недавнего удара, гибкие пальцы уже тронул артрит, но кожа на запястье не имела никаких царапин.
Зато скисшая от жары и безделья Раиса отнеслась к появлению Марии Ивановны с полным восторгом и тут же принялась сооружать кофе из свежемолотых зёрен. Раиса была твёрдо убеждена, что растворимый кофе пьют одни плебеи. Пока эта немолодая женщина тарахтит мельницей, расскажем вкратце историю этой семьи. Право, она того заслуживает.
На долю Раисы выпали серьёзные испытания. О себе она не любила говорить, но муж был несчастлив, несправедливо обижен, унижен, потому и пил… сильно пил. И нигде ни малейшего просвета. Ну и ещё пытка бесквартирьем и безденежьем. Судя по виду этой немолодой женщины, горе совершенно сломило её дух, но это было неправдой. Раиса Станиславовна уже родилась с исплаканным лицом и брезгливой улыбкой, все удары судьбы принимались не столько с кротостью, сколько с твёрдым желанием укрепить дух, что обычно ей удавалось. И то сказать, для русской женщины Раисин венец мученичества так же привычен, как солдату каска.
Беда была в том, что Гоша (он же Геннадий Степанович) всегда ваял не то, чего ждало от него социалистическое общество. Кормился он преподавательской работой, но и в училище висел на волоске, потому что продолжал творить и предлагал выставочному комитету, ну… чёрт-те что, поверьте на слово. Потом подвернулся не просто выгодный заказ, а великолепный заказ – поясной портрет в бронзе, не большой, чтоб на стол поставить. Сидорову-Сикорскому позарез нужны были деньги, и он наступил на горло собственной песне.
Предварительно Геннадий Иванович сделал пять вариантов в гипсе. Человек он был талантливый, халтурить не умел, – натура в этих гипсах выглядела как живая. И все пять портретов худсовет забраковал. Геннадий Иванович вышел на улицу с авоськой в руках, в ней лежали злополучные гипсы. Настроение было отвратительным. Недрогнувшей рукой он высыпал все пять гипсов в урну, пошёл в ресторан и на последние деньги чудовищно напился.
Вы, наверное, поняли, что натурой для поясного портрета служил В. И. Ленин. Поднялся чудовищный вой: вождя пролетариата – в урну! Сидоров-Сикорский после этого случая уже не просыхал. Из пьянства его Раиса вытащила. Мало того, она все пороги обила и добилась-таки своего – через пять лет Геннадия Ивановича восстановили на преподавательской работе. При этом запретили преподавать скульптуру, поскольку он испоганил саму идею воплощения лица Великого, но доверили вести рисунок. Тогда-то и свела Сидорова-Сикорского судьба с Флором. Последний стал любимым и благодарным учеником.
А на старости лет судьба вдруг и улыбнулась, защитила от нищеты. Деньги на дом в Верхнем Стане дала дочь. Раиса очень гордилась дочерью и любила рассказывать про её успехи в бизнесе. В Верхнем Стане дочери их никто не видел, некоторые полагали, что это вообще миф.
– Вам со сливками?
– С молоком, если можно. Уже надо поберечь печень. И без сахара.
– Хотите мёд?
– Мёд – это другое дело. Сахар – это яд.
– А мёд – жизнь. Между прочим, Клим Климыч про вас спрашивал. Вы ему мёд заказывали?
– А что обо мне спрашивать? Мы так с ним и договаривались: как накачает мёд – принесёт.
– Он не любит к вам ходить, когда у вас гости. А с помидорами, Марья Ивановна, я вам ничем не могу помочь. Я ничего не понимаю в фитофторе, и книг по садоводству у меня нет. У меня вообще ничего не растёт. И тем более помидоры. Для этого вам, пожалуй, лучше пойти к Светочке…
Речь шла о третьем доме, в котором обитала семья бизнесмена и строителя Харитонова, которого все называли архитектором. Это он в своё время строил Лёвушке дом, а как почувствовал, что последний богатеет на глазах, уговорил ещё построить чудо-баню. Харитонов выписал из Москвы самых дорогих строителей: печников, кровельщиков, сантехников.
Марья Ивановна воздевала руки: Лёвушку грабили на глазах, а племянник только посмеивался. Но когда кончилось строительство, он разругался с Харитоновым в пух и прах. Из-за сметы и поругались. Потом как-то обошлось. О былой дружбе не было и речи, но браниться и угрожать друг другу перестали. Светлана Харитонова, худенькая дамочка в джинсах, продолжала как ни в чём ни бывало ходить к Лёве в дом и Марью Ивановну зазывала к себе в гости. Умная женщина всеми силами пыталась восстановить отношения мужа с богатым клиентом. У Харитоновым было двое мальчиков-близнецов. Редкий случай – они совершенно не были похожи. Один в отца – носатый и белобрысый, другой в мать – чернявый и хорошенький. Похожи они были только нравом – оба пронырливые и горластые.
– Но сегодня к Светочке лучше не ходить.
– Почему?
– Они уже с утра ссорились. И вечером тоже крик стоял, как на базаре. Харитонова шершень в голову укусил. Я его видела…
– Шершня?
– Нет, Харитонова. У него нет глаз. Совершенно заплыли – такой отёк. И он во всём винит Светочку: зачем она его заставила собирать смородину? Вы слышали, какая была ночью гроза?
– Да уж… А вы чужих сегодня никого не видели?.
– Что значит чужих? – удивилась Раиса.
– Ну… незнакомых, которые раньше сюда не приезжали.
– Марья Ивановна, что-то я вас не понимаю. Да здесь каждую субботу появляются новые гости, которые раньше сюда не приезжали. Случилось что-нибудь?
– Нет-нет… Так у вас нет секатора?
– Какого секатора?
– Раиса Станиславовна, я всё перепутала. Простите меня. У вас я должна была спросить про фитофтору…
