Вот и сейчас шёл тот же разговор:
– Мань, да это другой сериал!
– Как же другой? Смотри – Абдулов. Он главный бандит. Но положительный. И главный отрицательный герой тот же. Он с помощью интриг, подлости и убийства отнимает у детей банкира деньги.
– Да этот главный отрицательный в четырёх сериалах одну и ту же роль играет. И везде он негодяй, и везде отнимает деньги. Переключай на другой канал.
Вероника оказалась права. Вышли с трудом на нужный сериал, но Марья Ивановна всё не могла успокоиться.
– Я знаешь, Вер, кого не понимаю? Актёров. Положим, режиссёры не могут отследить, что все вокруг снимают один и тот же фильм, но актёр-то должен соображать?
– Как говорит мой Желтков, они люди искусства, они любят только деньги.
На всякий случай сверились с телепрограммой – всё правильно. Хорошо… Незатейливым ручейком тёк привычный сюжет, Марья Ивановна вязала, Вероника раскладывала пасьянс. И актриса та же самая играет роковушку. Страшненькая… дочка известного кинодеятеля – вылитый отец, прикрой ей волосы – ну, просто одно лицо! Удивительно, что на женщину-вамп никого покрасивее не нашлось. А негодяй всё тот же…
– Я где-то читала, – сказала Вероника, – что в войну из Свердловска – туда киностудия была эвакуирована – слали в Москву телеграммы: «Вышлите актёра лицом Масохи».
– Какой масохи?
– Не какой, а какого. Был такой актёр, Масоха, он вредителей играл. Как не помнишь? В «Большой жизни» с Алейниковым… Так и наш негодяй. Бедный, несчастный… ведь хороший актёр, а стал «лицом Масохи».
Так бы и дожурчал этот вечер до конца, если бы Марья Ивановна вдруг не сказала с испугом:
– Слушай, ты Ворсика вечером кормила?
– Нет.
– Где же он?
– Гуляет. Придёт.
– К ужину он никогда не опаздывает. Ты форточку не закрывала?
Марья Ивановна подошла к окну. И форточка была открыта, и приставленная к подоконнику доска на месте. По этой доске Ворсик и забирался на окно. Она не поленилась, прошла на кухню и посмотрела блюдце, в которое сама положила мюсли с изюмом и орехами и молока плеснула. Пусть полакомится кот, он это любил. Элитная еда стояла нетронутой.
– Ой, беда моя! – не выдержала Марья Ивановна. – Похоже, опять надо на свинарню тащиться. Наверняка он там.
– Как ушёл, так и придёт.
– Ага, придёт и ко мне под бок ляжет. В тот раз я его еле отмыла. После свинарника он не кот, а кусок дерьма… Свинячьего. Это такое амбре, я тебе скажу!
– Как же ты раньше с котом управлялась?
– А раньше он на свиноферму не ходил. Я когда в Москву по твоему вызову уехала, Ворсика оставила у Раисы. Есть тут у нас одна, жена скульптора. Она женщина неплохая, но к кошкам совершенно равнодушна, за Ворсиком не следила. Он и повадился крутить романы с деревенскими красотками.
– Да сейчас август, какие романы?
– Ой, здесь все к романам всегда готовы. Ты посиди тут, а я быстренько на свиноферму сбегаю. Надо отучить его от этого безобразия.
– Темно же совсем!
– Я фонарик возьму. И резиновые сапоги надену. Там крыша течёт, грязь немыслимая.
– Я с тобой пойду, – сказала Вероника. – Прогуляюсь заодно. Надоело мне смотреть, как все эти масохи ради золота готовы друг у друга печень выесть. Мне тоже нужно сапоги?
– Да нет. Ты около двери постоишь.
Подруги неторопливо прошли по деревне. Свинарник, о котором ранее было говорено, находился метрах в трёхстах от последнего дома. Это была отчуждённая, страшная земля. Вонища начиналась сразу за околицей. Вероятно, именно запах защищал ферму от полного уничтожения. Всё, что можно было снять и унести с наружной части, уже унесли, а забираться внутрь здания, чтобы пилить на вынос осклизлые деревянные балки, пока не решались. Видно, не было ещё крайней нужды, чтобы тащить в хозяйство эти пахучие деревяшки.
Темнота стояла полная. Казалось, что в это отхожее место даже луна не светит. Однако справедливости ради скажем, что луна просто зашла за тучу, а густая тень образовывалась огромным старым тополем, который, не гнушаясь запахом, рос у входа.
– Жди меня здесь, – уверенно сказала Марья Ивановна, шагнув в тёмный проём, но тут же замерла на месте. – Вер, послушай, по-моему, кто-то мяучит.
– Не просто мяучит, а вопит. Здесь твой Ворсик.
– Кыс, кыс, кыс! – закричала Марья Ивановна, углубляясь в темноту.
Луч фонарика бродил по грязным бетонным стенам, натыкался на заляпанные навозом сломанные перегородки. Она шла осторожно, пол был скользким. Удивительно, но здесь даже в жару не просыхало. Все знают, что плохой запах усугубляет чувство страха, но у Марьи Ивановны он усугублял только злость. «Вредное животное, думала она про кота, – нашёл место, где развлекаться! Вернёмся домой – выпорю!»
Она шла на звук и в конце концов добрела до дальнего конца свинарника. Мяуканье шло сверху. Свет фонаря взметнулся, и глазам её предстало страшное зрелище. В сумке, которая раньше называлась авоськой и представляла из себя сеть, приспособленную для ношения клади, у самого потолка висело сокровище её, любимый Ворсик. Сетка была подвешена на косо торчащую балку. Ячейки сетки были крупными, поэтому лапы Ворсика выпростались наружу, кот был похож на белку-летягу, которая вдруг задержалась в полёте. При виде хозяйки Ворсик начал отчаянно дёргаться. Авоська принялась раскачиваться, но что-то не давало ей соскользнуть с угрожающе наклоненной балки.
Марья Ивановна в ужасе огляделась. Как же ей достать кота? Мысль, что можно кого-то позвать на помощь, ей просто не пришла в голову. Луч фонаря заметался беспомощно, но вдруг наткнулся на странное сооружение. Кто-то не поленился притащить в свинарник высокие козлы, которыми пользуются маляры. А может быть, козлы давно стояли здесь и использовались всем деревенским сообществом, чтоб сподручнее разрушать ферму. К козлам была прислонена доска, а сверху их лежал длинный фанерный щит, упирающийся одним концом в стену. Очевидно, негодяй, который обрёк на муку её кота, лез к балке именно по этому сооружению.
У Марьи Ивановны хватило ума попробовать доску на крепость. Она была широкой, чья-то разумная рука набила на неё планки, чтоб нога не скользила. Она поползла по доске на четвереньках, на козлах благополучно встала на две конечности. Теперь только встать одной ногой на щит – и можно будет дотянуться до авоськи. Щит выглядел надёжным, видимо, в стене был выем или пара крюков, которые удерживали его в состоянии устойчивости.
Дальше всё произошло одномоментно. Ворсику каким-то чудом удалось прорвать сеть, и он вывалился из неё, как баскетбольный мяч. А Марья Ивановна, так и не вступив на щит, потеряла равновесие и с грохотом упала на бетонный пол. И что самое удивительное, косая балка, на которой висела авоська, тоже вылезла из своего гнезда и рухнула рядом с поверженной пенсионеркой.
