– Когда мы беседовали первый раз, вы знали, что около церкви в деревни нашли труп?
– Знал, конечно. Об этом тогда все в деревне говорили. Что вы на меня так смотрите? Жалко человека, упал с крыши. Но если по каждому убиенному в России горевать, то надо посыпать голову пеплом и идти в пустыню акриды жрать.
– Он не просто упал. Его предварительно убили.
Артур вскинул глаза на Никсова, но ничего не сказал.
– А какие у вас отношения с Инной?
– Инной? Вы говорите о Лёвиной секретарше? Хорошие. Она практически Лёвина жена. Ей бы только развод получить. Но это, я вам скажу, тяжёлое занятие. Её муженёк впился в неё, как клещ. Впрочем, чужая душа – потёмки. Зачем-то же они держатся друг за друга.
– Откуда вы знаете Андрея?
– Какого Андрея?
– Шульгина.
– Ах, этого… Вы говорите про Инниного мужа? Вы правы, его зовут Андрей. Он у меня в банке в охране работал. Охранник он был неплохой, а человек – странный. По-моему, Инна огорчилась, когда мы вдруг встретились в казино. Представлять друг друга было не надо.
– А Лёва был знаком с Инниным мужем?
– Не знаю. Во всяком случае, я их не знакомил. Я вообще не болтлив, с вами вот только разговорился. Но мне кажется, Инна ждала от меня подвоха. Я часто ловил на себе её взгляд – настороженный, вопрошающий. Встретимся с ней глазами, она не отвернётся, а тут же придумает какой-нибудь пустой вопрос.
– Например?
– Ну… не знаю. «Где галстук покупал?» Или попросит сигарету. Или скажет, что вечером обещали похолодание. Или безучастным, совершенно мёртвым голосом поинтересуется, как я отношусь к Киркорову.
– А вы что?
– Отвечу. И сигарету дам. Она меня как будто дразнила. Ждала, когда я сам нападу на неё, и уже тогда она начнёт защищаться.
– А в чём странность её мужа?
– В чём странность? Идиот. Не клинический, конечно. И никак не герой Достоевского. Наверное, он раньше нормальным был, если его выбрала такая женщина, как Инна. А потом у него крыша поехала. Он очень хотел разбогатеть.
– Какая же здесь клиника? Обычное дело.
– Вот именно. Шульгин хотел любым способом заработать первоначальный капитал, и решил, что самое лучшее для него – стать киллером. Он всё время ходил в тир и даже брал частные уроки у какого-то известного спортсмена.
– И в этом я тоже не вижу странности.
– Странно то, что я об этом знаю. Вы не находите? Киллерство – профессия тайная, как разведка. А этот болван у всех и каждого в банке спрашивал, как выйти на нужных людей. Он даже у «крыши» – моей «крыши», бандюков – спрашивал, где принимают в киллеры.
– А Рулада Шульгина знал?
– Рулада знал всех моих сотрудников.
«Это не он», – сказал себе Никсов. Версия рассыпалась на глазах. Можно, конечно, предположить, что Артур дьявольски умён, что он всё просчитал и теперь ведёт свою игру. Но не похоже. И главное, его никто не загонял в угол. И как Рулада мог заставить его стрелять, если он и так всё у Артура отобрал?
Но жалко было сдавать позиции. И Никсов задал последний, ключевой вопрос:
– Вам знакомо имя убитого?
– Которого с крыши столкнули? Нет.
– А это, между прочим, ваш знакомец Шульгин.
Артур крякнул и со смаком выпил давно налитую рюмку водки. Видно, и его проняло. И глядя, как тот морщится, обсасывая дольку лимона, Никсов вдруг понял то, что до этого не понимал. Опер Зыкин орал ему по телефону вовсе не про «объезд», а про обрез. Никсову даже показалось, что он опять слышит далёкий голос: «Обрез, из которого стреляют». А это значит, что хотя бы половина его версии выглядит вполне правдоподобно.
Можно было подумать, что Артур подслушал его мысли.
– А с чего бы Шульгина понесло в Верхний Стан? Вам не приходило в голову, что Рулада мог дать ему задание? На серьёзное дело он этого дурака не пошлёт, а попугать Лёвушку – самое милое дело. Да ещё как пикантно! Потом можно будет шантажировать Инну: «Твой мужик в твоего любовника стрелял! Уболтай Льва, уговори отдать долг, а то я всех выведу на чистую воду, и ты в два дня расчёт получишь». Мне это кажется вполне вероятным.
– Мне тоже. Но кто второй?
– Вы думали – я? Но поверьте, я на эту роль никак не тяну. И потом, зачем мне это надо?
Вот именно. На кой тебе это надо? Лёвушка взял тебя на работу и зарплату дал приличную. Зачем тебе его пугать? И Лидия поломанный коготок предъявила. Значит, в Марью Ивановну целился кто-то другой. Кто?
Никсов встал, подошёл к окну. Что Артур там рассматривал так пристально, словно подсказку искал? Ничего особенного. Обычная улица: наискосок небольшая площадка перед бывшим универмагом, который, как водится сейчас, отзывается на какую-то собачью кликуху, обозначенную на входе латиницей. К универмагу прислонилось кирпичное, суровой архитектуры здание. Верхние этажи в нём безмолвствовали и хранили темноту, а нижний призывно горел разноцветными огнями. Оттуда же поступала музыка, которая весь вечер мешала сосредоточиться. Ресторация обильно и весело кормила своих клиентов.
Никсов приехал к Артуру сразу после работы, не заходя домой. По дороге он вспомнил, что не ужинал, но предчувствие близкой удачи, жаркий охотничий азарт намертво отшибли у него аппетит. А сейчас, поняв, что дичь была подсадная, а выстрел – холостой, он вдруг почувствовал лютый голод. И каково ему было смотреть на жрущих и пьющих за стёклами людей в весёлой ресторации?
– Слушайте, у вас, кроме лимона и оливок, в доме что-нибудь есть?
Артур рассмеялся.
– Могу предложить пельмени под названием «Домашние», хотя каждая собака в городе знает, что их лепят на конвейере. Может, и водки выпьем? Поедете на городском транспорте. Могу пригласить вас остаться ночевать. Ведь если вы пищу из рук берёте, значит – «я чист, я чист»?
26
– Ну вот, мы наконец дома, и я могу описать тебе наши события во всех подробностях. Здесь творятся страшные дела!
Но Вероника не хотела ужасаться, не врубалась, как теперь говорят, а потому поминутно перебивала Марью Ивановну и, чуть подсюсюкивая, словно испуганного ребёнка успокаивала, говорила:
– Ну, будет, будет. Всё позади. Твой племянник жив, и ему больше ничего не угрожает.
– Но ему стало хуже! – защищала свои страхи Марья Ивановна.
– Это бывает. Но он лежит в лучшей больнице Москвы! Как я могу его жалеть? Ты мне лучше дом покажи. Это же дворец времён Алексея Михайловича, это Коломенское, Архангельское! И такая красота вокруг! Ты знаешь мою хибару на Соколиной горе. Тоже не худшее место, но мои богатые соседи гнушаются строить из брёвен и бруса. Там используют гранит, мрамор, туф, ракушечник и чёрта в ступе. А здесь всё так первозданно! Я тоже здесь… первозданная!
